Право государственного предприятия на имущество. Статья вторая. Современные тенденции

Корпоративное право, Вещное право

Правоведение, 1991, № 1 c. 3 — с. 14

• А. А. Иванов
• Д. А. Медведев

В юридической науке до последнего времени существовали два принципиально различных подхода к проблеме юридической квалифи­кации прав государственных предприятий на имущество. Некоторые ученые, отстаивая традиционные взгляды, считали, что конструкция оперативного управления удачна и жизнеспособна, а потому должна сохраниться в будущем законодательстве в обновленном виде. Весь вопрос заключается лишь в наполнении проверенной модели реальным экономическим содержанием. Аргументы сторонников первой позиции хорошо известны и не нуждаются в подробном изложении.¹ Другая группа правоведов призывала отказаться от оперативного управления как института, скомпрометировавшего себя в годы казарменного социа­лизма. Право предприятия на имущество могло получить качественно иную определенность.² Позиции противников права оперативного управ­ления не отличались единством. Их можно сгруппировать в три руб­рики, дав им условные названия — теория собственности, теория дого­вора и теория хозяйствования. С появлением права полного хозяйст­венного ведения ситуация изменяется. Число сторонников права опера­тивного управления теперь, очевидно, поубавится. Ряды же противни­ков права полного хозяйственного ведения соответственно окрепнут.

Теория собственности. К наиболее активным оппонентам модели оперативного управления, развивающим принципиально новый подход к праву предприятий на имущество, в первую очередь следует отнести В. П. Мозолина. Он не просто отрицает полезность этого правового ин­ститута, критикует его недостатки, но и создает единую юридическую концепцию видов и форм собственности, адекватную, по его убежде­нию, современному социализму.

Предлагаемая им многомерная система собственности основана на разграничении государственной и общенародной форм, а также на рас­слоении субъектов последней. В этом смысле его идеи перекликаются с теориями экономистов, заявляющих в последнее время о много­уровневости (дифференцированности) процесса присвоения средств и результатов производства и как следствие о полисубъектности отноше­ний государственной собственности.³ К общенародной собственности В. П. Мозолин относит исключительную собственность на природные объекты и собственность государственного предприятия, которую он называет «хозрасчетной». Устанавливается двойная собственность на общенародное имущество: «право непосредственной собственности» за­крепляется за хозрасчетным предприятием, а «право опосредованной собственности» остается за государством.⁴ Такое разграничение автор называет сложноструктурной моделью права собственности, когда одно и то же имущество принадлежит нескольким собственникам на разных правах (сопряженная собственность). При тщательном рассмотрении этой модели можно заметить, что концепция В. П. Мозолина уходит своими корнями в теорию доверительной собственности (trust'a англо­-американского права или фидуциарной собственности). Правда, терми­ны римского и английского права в его работах не используются, но са­ма его сложноструктурная модель государственной собственности очень напоминает конструкцию доверительного управления: государство уч­реждает trust (выступает фидуциантом), а хозрасчетное предприятие становится целевым собственником — trustee (фидуциаром). Подобная квалификация модели В. П. Мозолина в определенной степени услов­на, ибо он, в отличие от Б. С. Мартынова, не прибегает к прямому за­имствованию уже имеющихся терминов. И все-таки для такой квалифи­кации есть основания. Фидуциарная собственность характеризуется тем, что и фидуциар, и фидуциант обладают полным объемом прав собст­венника, но в различных отношениях: фидуциар — в отношении всех третьих лиц, а фидуциант — в отношении самого фидуциара.⁵ Этого нет при разделенной собственности, когда весь комплекс прав, а зна­чит и экономической власти расчленяется между двумя действительны­ми, но ограниченными, неполными собственниками (верховным и под­чиненным). Между тем, по мнению В. П. Мозолина, права выгодоприоб­ретателя-государства имеют административно-правовой характер и направлены на управление хозрасчетным предприятием, которое, являясь товаропроизводителем, реализует гражданско-правовые правомочия в полном объеме.⁶ Между собой они ничего не делят, ибо предприятие — не орган государства, а значит, не в состоянии осуществлять функцию государственного управления, государство же — не хозяйствующий субъект. К тому же, В. П. Мозолин постоянно подчеркивает, что речь идет не о разделенной, а именно о соединенной собственности.⁷ А это не оставляет сомнений в том, что перед нами модель доверительной (фидуциарной) собственности, осложненная вертикальной (администра­тивной) подчиненностью.

Но как ни эффектна модель внешне, в наше переломное время с ней нельзя согласиться по принципиальным соображениям. Во-пер­вых, перенос на нашу почву доверительной собственности, получившей наиболее широкое признание в системе общего права, чреват непредви­денными осложнениями уже потому, что и российская, и советская пра­вовые системы всегда тяготели к романо-германскому (континенталь­ному) праву. А в этой правовой семье издревле проводился в жизнь принцип: duorum in solidum dominium vel possessionem esse non posse (два права собственности или владения на один предмет одновременно невозможны; одна вещь — один собственник). Общая собственность до­пустима лишь по горизонтали (condominium), когда между собствен­никами нет соподчинения и в конечном счете каждый из них господст­вует только над своей, потенциально способной к обособлению, долей имущества. Вводя в законодательную практику и научный обиход до­верительное управление (равно как и разделенную собственность), мы должны будем полностью пересмотреть свои взгляды на юридическую природу и сущность права собственности. Во-вторых, используя модель trust’a, В. П. Мозолин выдвигает идею различного субстрата собст­венности в зависимости от того, приурочен он к государству или к предприятию.⁸ Значит, либо право общенародной собственности может иметь не только двух или более сопряженных субъектов, но и два и более различных содержания (а именно этого и хочет В. П. Мозо­лин, противопоставляя триаду и управление),⁹ либо одно из этих прав не является правом собственности. Как бы ни понималось право госу­дарства, его нельзя признать вещным, ведь из двух вещных прав на од­но имущество права одного лица будут всегда правами на чужую вещь. Но для кого имущество будет чужим? Если для государства, то последнее — не собственник. Если для предприятия, то как привить тру­довому коллективу чувство хозяина? Неразрешимая дилемма.

Вещное право отличается от других прав тем, что между лицом и вещью никто не стоит, предмет прямо служит удовлетворению потреб­ностей индивида (коллектива). Право государства же, в понимании В. П. Мозолина, имеет административно-организационное содержание и направлено не на вещь, а на юридическое лицо — предприятие, кото­рое непосредственно воздействует на свое имущество. Не случайно в англо-американской литературе продолжительное время идет спор о квалификации прав выгодоприобретателя: одни считают его вещным, другие — обязательственным, третьи — занимающим промежуточную позицию.¹⁰ Есть все основания считать права бенефициария и государ­ства-собственника в модели В. П. Мозолина относительными. Ну и на­конец, даже если его модель и получила бы законодательную поддерж­ку, она все равно мало чем отличалась бы от института оперативного управления (в смысле ст. 26¹ Основ гражданского законодательства), от абстрактной триады п. I ст. 4 Закона о госпредприятии и от полного хозяйственного ведения, предусмотренного ст. 24 Закона о собственно­сти и п. 2 ст. 10 Закона о предприятиях. Важнейшая черта модели В. П. Мозолина и всех названных легальных конструкций состоит в том, что имущественное право госпредприятия сознательно укорачи­вается «опосредованным собственником» — государством настолько, на­сколько это необходимо публичной власти для выполнения стоящих пе­ред ней задач. И если выгодоприобретатель может устранить личность определенного доверительного собственника лишь при наличии особых условий, то государству-фидуцианту не составит большого труда ликви­дировать и хозрасчетную собственность предприятия и сам правосубъ­ектный коллектив, например, под предлогом нецелесообразности дан­ного производства. При таких условиях нельзя гарантировать стабиль­ность положения государственного юридического лица — товаропроизво­дителя.

Теория договора. В отличие от авторов, которые предлагают вещно-правовую квалификацию имущественной обособленности госпредприя­тия, во многих экономических и юридических работах отстаивается идея передачи государственному товаропроизводителю имущества на договорных началах,¹¹ особенно на праве аренды.¹² Можно ли в прин­ципе построить жизнеспособную модель правового статуса госпредприя­тия, наделив его относительным (договорным) правом? Обязательствен­ные права не дают преимуществ, предоставляемых правами вещными: не имеют эффективной защиты против вещных прав и приоритета пе­ред другими договорными притязаниями на тот же объект. Правда, существует особая защита по ст. 157 ГК РСФСР, при помощи кото­рой законный владелец может использовать виндикационный и негаторный иски (аналогичная норма содержится в ст. 15 Основ законода­тельства Союза ССР и союзных республик об аренде и в п. 4 ст. 32 Закона о собственности).¹³ Казалось бы, это повышает шансы договор­ной модели. И все-таки в отношении одного лица подобная защита не­эффективна. Если договорный титул госпредприятия перекроет мощная фигура государства-собственника, то оно окажется беззащитным перед неправомерными действиями органов управления. Удержание вещей против воли такого собственника, как государство, хотя бы его наме­рения и противоречили ранее заключенному договору, дело хлопотное и бесперспективное. Поэтому с позиций формально-догматических вы­ражение прав предприятия на имущество через обязательственные права является шагом назад даже по сравнению с юридическим институ­том оперативного управления. Сказанное не следует понимать так, буд­то аренда вообще не принесет пользы коллективу госпредприятия. В некоторых случаях аренда может быть использована в качестве пере­ходной меры в процессе создания простой коллективной или акционер­ной собственности, особенно если договор найма заключен на дли­тельный срок. Долгосрочная аренда приобретает вещно-правовые чер­ты, сходные с наследуемым эмфитевзисом и суперфицием.

Теория хозяйствования. Третий подход к содержанию права пред­приятия на имущество в общей форме может быть назван правом хо­зяйствования. Эта теория очень популярна в экономической публици­стике, так как позволяет вовсе избежать ответа на щекотливый вопрос о единстве общенародной собственности. Суть ее состоит в отделении от права собственности некоего «права хозяйствования»¹⁴ или, как ино­гда говорят, в использовании «различных форм хозяйствования» на ба­зе государственного имущества. Каучуковое право хозяйствования удоб­но тем, что может быть наполнено различным содержанием, собрав за нейтральным термином триаду правомочий собственника, право управ­ления, контроля и другие права. За правом хозяйствования, таким об­разом, может скрываться разнородный комплекс абсолютных и относи­тельных прав. Успех теории хозяйствования связан с появлением в За­коне о государственном предприятии (п. 2 ст. 1) слов «хозяин общена­родной собственности». В ст. 24 Закона о собственности в СССР и п. 2 ст. 10 Закона о предприятиях эта модель приобрела форму права пол­ного хозяйственного ведения. Конструкция закона, как и модель хозяй­ствования в целом, позаимствована из законодательства ряда зару­бежных стран. Так, в ст. 4 вьетнамского Положения о государственном предприятии от 22 мая 1988 г. говорится о «непосредственном управ­лении и использовании» предприятием-хозяином общенародного имуще­ства, а ст. 4 Закона КНР о промышленном предприятии общенарод­ной собственности от 13 апреля 1988 г. провозглашает отделение права государственной собственности от права хозяйствования.¹⁵ При всей условности и многомерности хозяйствования в любом его варианте бро­саются в глаза общие черты. Во-первых, нетождественность, несводи­мость права хозяйствования к праву государственной собственности. Государство может утратить все правомочия собственника, но сохра­нить, по известному выражению А. В. Венедиктова, некий сгусток, субстант собственности, nudun ius.¹⁶ Предприятие же, не являясь собст­венником, не может иметь и nudun ius собственности. Во-вторых, производность права хозяйствования от права собственности. Право хозяй­ствования возникает не автономно при появлении какого-то независи­мого юридического факта, а лишь при наличии права государственной собственности в силу правопреемства. В-третьих, зависимость права хозяйствования от права государственной собственности, детерминиро­ванность свободы «хозяина» волей публичного суверена. Право хо­зяйствования существует лишь постольку, поскольку сохраняется право государства. Наличие перечисленных признаков делает физиономию права хозяйствования (полного хозяйственного ведения) удивительно знакомой. По сути дела, перед нами подновленный вариант права опе­ративного управления как права «узуфруктуарного» типа. Можно, конечно, увидеть те или иные нюансы в модели права хозяйствования, обусловленные историческим моментом ее появления и симпатиями со­здателей. Но это не должно заслонять главного: по своей экономической природе и юридическим признакам право хозяйственного ведения есть сколок с права оперативного управления, причем не самый удачный. Перед нами как раз тот пример, когда новое хуже старого. Право опе­ративного управления критиковали за его условный характер. Термин «управление» действительно многозначен и его можно толковать по-разному, в том числе и в русле цивилистической концепции. Понятие же «ведение» (заведование) всегда имело четкий административно-управленческий смысл. Скорее ведением можно было назвать то, чем занимаются бюджетные учреждения, а не хозрасчетные предприятия. Если быть предельно точным, заведование вообще не связано ни с гражданским оборотом, ни с юридической личностью. Вспомним, что заведование казенным имуществом всегда считалось функцией госу­дарственного заведения, вообще не обладавшего частной правоспособ­ностью. Таким образом, право полного хозяйственного ведения, при­надлежащее товаропроизводителю, — суть условность в квадрате.

Отвечая на критику концепции А. В. Венедиктова, ее сторонники, в свою очередь, не ограничивались анализом новелл, предлагаемых взамен теории оперативного управления. Они анализировали историю, экономическую сущность, место в системе законодательства, регуля­тивный потенциал и ресурс прочности данного социально-правового фе­номена, а также пути и средства совершенствования его легальной фор­мы.¹⁷ Защитники права оперативного управления обнаружили доста­точное число изъянов в новейших юридических моделях. Однако глав­ный аргумент против различных новых моделей прав государственного предприятия заключается в самой парадигме государственной собствен­ности. Как бы ни расширялась степень независимости государственных предприятий, пока на их имущество существует право собственности государства, о подлинной, необходимой для развития рыночных отно­шений свободе не может быть и речи. Потому институт оперативного управления еще рано объявлять умершим — он здравствует по сей день, мимикрируя, меняя название, но сохраняя свое содержание.

Все сказанное, однако, ни в коей мере не означает, что право опе­ративного управления — это та юридическая константа, которая долж­на перекочевать в третье тысячелетие. Отказ от директивного планиро­вания, замена распределения средств и продуктов производства их сво­бодным обращением по законам рынка, а в конечном счете полное вы­теснение элементов сводной экономики неизбежно приведут к анниги­ляции права оперативного управления (хозяйственного ведения и пр.) общенародным имуществом на большинстве предприятий и формиро­ванию права коллективной (частной) собственности. Здесь возможны два пути.

Первый связан с внедрением аренды и переходом на безнорматив­ную модель хозяйственного расчета.¹⁸ В ст. 10 Основ законодательства об аренде («Выкуп арендованного имущества») уже предусмотрена ситуация, когда арендованное имущество переходит в собственность арендатора при условии внесения капитализированной суммы аренд­ной платы и возмещения арендодателю остаточной стоимости имуще­ства с учетом срока амортизации. После выкупа указанного имущества арендное предприятие по решению его трудового коллектива может быть преобразовано в коллективное предприятие, кооператив, акцио­нерное общество или иной вид предприятия, действующего на основе коллективной собственности. В подобных обстоятельствах право полно­го хозяйственного ведения трансформируется в право пользования кол­лектива арендаторов, а затем, по прошествии некоторого промежутка времени, необходимого для погашения стоимости имущества, данный коллектив приобретает и право собственности на средства производства, переданные ему ранее в аренду. Возможность покупки арендованных объектов нанимателем делает настоящее обязательство похожим на лизинг недвижимости, широко распространенный в странах ЕЭС.¹⁹ Собственность, которая возникает при выкупе государственных средств производства, является коллективной, т. е. носителем правового титу­ла будет коллектив юридического лица. Капитал созданного коллектив­ного предприятия может быть неделимым, а может разделяться на паи (ст. 12 и 13 Закона о собственности). При наличии права полного хо­зяйственного ведения предприятие вправе использовать различные фор­мы хозяйственного расчета (ст. 24 Закона о собственности). Возможна такая модель хозяйствования, когда вся прибыль после удовлетворе­ния интересов казны и кредиторов будет распределяться предприятием по собственному усмотрению, без жесткой привязки к фондам. Тогда возникнет такая же собственность, что и при выкупе арендованного имущества. Однако появится ли у рабочих и служащих «ассоциации трудящихся» пресловутое чувство хозяина? Едва ли. Опыт становления югославской экономики не дает оснований для такого наивного опти­мизма. Общественная собственность предприятия (ассоциации), утра­тившего признаки государственной организации, есть коллективная собственность корпоративного типа. Капиталы трудовой корпорации далеко не всегда имеют прямую связь с трудом или имуществом, кото­рые вложены в общее дело, поскольку доля работника создается в ос­новном за счет его трудового вклада и не подлежит свободной прода­же. Ее овеществление возможно лишь при ликвидации предприятия. В этом смысле коллективная собственность подобной ассоциации от­личается от государственной (союзной, республиканской, коммуналь­ной) только условно-логическим уровнем обобществления, который большого влияния на чувство хозяина никогда не оказывал. Приумно­жение и охрана такой формы коллективной собственности не связаны непосредственно с интересами работников. Их заработная плата бывает меньше или больше, они могут получать даже некоторое приращение (процент) с пая, но накопление, дополнительные инвестиции в произ­водство им не нужны. Реального соединения производителей со сред­ствами производства достичь такая форма собственности не в состоя­нии.

Единственно возможный в данной ситуации способ на деле пре­вратить равнодушного производителя материальных благ в их подлин­ного хозяина, кумулировать его интерес с интересами предприятия в целом — внедрение акционерной формы собственности. Разница между хозяином и наемным работником в том и состоит, что последний полу­чает только за свой труд (включая небольшие проценты), а хозяин имеет еще и доход с накопленной собственности.²⁰ Получая деньги не только за выполнение трудовой функции, но и за вложенные в дело средства, акционер прямо связывает свои доходы с результатами рабо­ты предприятия в целом. Акционерная практика зарубежных стран дает нам неплохие примеры соединения в одном лице работника, ис­пользующего любой шанс для максимизации прибыли предприятия, и предпринимателя, радеющего за процветание и прибыльность своего «дела».²¹

Утвержденные Советом Министров СССР Положение об акционер­ных обществах и обществах с ограниченной ответственностью и Поло­жение о ценных бумагах создают необходимую юридическую основу для акционерной формы предпринимательства.²² В Положении акцио­нерными признаются те общества, которые имеют уставный фонд, раз­деленный на определенное число акций равной номинальной стоимости, и несут ответственность по обязательствам только своим имуществом (п. 30). В отличие от ранее действовавшего постановления Совета Ми­нистров СССР от 15 октября 1988 г. № 1195 «О выпуске предприятия­ми и организациями ценных бумаг»²³ ныне действующее Положение о ценных бумагах предоставляет возможность выпуска настоящих акций и, следовательно, создания классической формы акционерных товари­ществ. В Положении об акционерных обществах установлен специаль­ный порядок трансформации государственного предприятия в акцио­нерное общество (п. 46). Для этого требуется совместное решение тру­дового коллектива и уполномоченного государственного органа о пре­образовании предприятия в общество путем выпуска акций на всю стоимость имущества реорганизуемого юридического лица. Стоимость имущества определяется органом, принявшим решение о преобразо­вании, финансовым органом и трудовым коллективом. Возможно со­здание как открытого, так и закрытого акционерного общества. Однако в Положении предусмотрена и такая ситуация, когда часть акций оста­ется не реализованной. Держателем их становится уполномоченный го­сударственный орган (Фонд государственного имущества, Советы народ­ных депутатов). При желании можно «добиться» того, что нереализо­ванной останется 90—95% акций. Подобная «приватизация» может привести к обратному результату, дискредитировав саму идею акцио­нирования. Видимо, следовало бы заранее ограничить долю, принадле­жащую государству в лице уполномоченного органа, определенной частью акционерного капитала, скажем, величиной контрольного пакета акций в данной отрасли хозяйства. В противном случае акционерные общества не смогут вырваться из-под контроля государства.

Процесс преобразования государственных предприятий в акционер­ные общества или иные коллективные предприятия будет болезненным и сложным, особенно в условиях обостряющейся конкуренции. И вот здесь на первый план выходит «внутренний» вопрос об управляемости юридического лица, который можно считать одним из коренных, ис­ходных вопросов во всяком обществе, которое хотя бы на словах отка­зывается от идеи «единой фабрики». Не будет исключением здесь и правовое положение государственных предприятий. Когда последние существовали в условиях жесткого централизма, вопрос об управлении ими не стоял в ряду актуальных. До самого последнего времени пред­приятием управляли «сверху», действуя через директора (администра­цию). Это положение осуждалось, даже предпринимались попытки к его исправлению, однако желаемые изменения не наступали. Со време­нем пришло понимание того, что здесь действуют какие-то иные, еще не познанные закономерности. Родилась идея самоуправления, с помощью которой путем проб и ошибок пытались решить поставленные задачи. Но чем реальнее становились права трудового коллектива государст­венных предприятий, тем в больший хаос погружалась страна. Сейчас деструктивные процессы зашли так далеко, что впору начинать пере­осмысление едва установившейся практики.

Нужно изменить направление анализа отношений внутри государ­ственного сектора экономики: идти не от центра к частям (звеньям), а, наоборот, от отдельных предприятий к центральному аппарату. Такой методологический прием вполне оправдан с точки зрения конкретных товарно-денежных отношений, выступающих исходным объективным фактором для их субъекта — государственного предприятия. Тогда процесс становления командно-административной системы в ретро­спективе примет иной вид. Окажется, что государственные предприятия лишились самостоятельности не в силу злонамеренной воли государства. Напротив, невозможность обеспечить надлежащее управление предприя­тием как юридическим лицом, которое к тому же должно быть това­ропроизводителем, сама подталкивала центральный аппарат к узурпа­ции хозяйственной власти над экономикой.

Примем за аксиому, что разумные действия в условиях современ­ного хозяйства требуют строгого единства воли субъекта, их осущест­вляющего. Если единства нет, то нормальное развитие невозможно. Недавняя история дает нам немало ярких примеров, когда самостоя­тельность государственных предприятий (или ячеек «общественной» соб­ственности) разрушала хрупкое, пусть и поддерживаемое принудитель­но, равновесие между производством и потреблением. Начинались раз­личные неприятности — росли цены, рвались хозяйственные связи, сни­жалась норма накопления, раскручивался маховик инфляции, словом, экономика становилась неэффективной, а подчас и «самоедской».

Несмотря на внешний демократизм, такая самоуправленческая система далека от подлинного рынка, в ней отсутствуют полноценные стимулы, а значит, и механизм самопринуждения. В конце концов на­растающая неразбериха вынуждает государство снова затягивать пет­лю государственного управления на шее предприятий. Казалось бы, пе­ред нами — замкнутый круг. На деле же здесь просто не учтены законо­мерности управления, волеобразования и волеизъявления юридических лиц в системе товарно-денежных отношений, вытекающие из особенно­стей собственности.²⁴ Если управление в реальности сосредоточивается в руках не всех собственников или у лиц, вообще не наделенных титу­лом собственности, внутри юридического лица возникают мощные про­тиворечия, приводящие к ослаблению жизнеспособности предприятия в условиях рынка со всеми вытекающими отсюда последствиями. И это не только специфический югославский вариант, но и наш нэп, а также, что особенно показательно, нынешнее перестроечное время. Предостав­ляя достаточно широкие права трудовым коллективам в духе идеи са­моуправления, Закон о предприятиях тем самым размывает единство воли в хозяйственной деятельности. Одно и то же имущество становит­ся вещественным субстратом воздействий и со стороны органов адми­нистративного управления, реализующих право государственной собст­венности, и зачастую со стороны противоположных им импульсов самих работников. В такой ситуации ничейность средств производства прояв­ляется с достаточной очевидностью.

От вмешательства государства не спасает даже «чистая» собст­венность трудовых коллективов, если она не обеспечивает необходимого единства воли и интереса. Югославский опыт доказывает, что по­стоянное внеэкономическое принуждение со стороны публичной власти объективно оказывается неизбежным, причем в отношении не только собственно государственных предприятий, но и любых юридических лиц, не способных к рациональному управлению имеющимися у них вещами.²⁵ Поэтому те, кто пытается заменить существующую модель государственного предприятия конструкцией коллективной собственно­сти трудящихся или организации арендаторов, рискуют умножить не­разбериху и бесхозяйственность. Эти формы ожидает та же «безволь­ность», та же страсть к потреблению сверх меры, что и югославские самоуправляющиеся ячейки. Нет нужды подчеркивать, сколь опасен сейчас этот путь.

Предлагая различные социально-политические реформы, не следу­ет, однако, забывать, что любой проект превратится в утопию, если бу­дет рассчитан на идеально усредненного, так сказать, стерильного инди­видуума, обладающего хорошими способностями, законопослушного, при­лежного, порядочного. В жизни дело обстоит иначе. Ориентируясь на «хороших» людей, забывают о той части человечества, которой безраз­личны высокие идеалы реформаторов и которая своим поведением под­час способна развалить самый лучший коллектив. Чтобы избежать это­го, нужно делать расчет именно на худших представителей рода чело­веческого.²⁶ Применительно к экономическим и правовым реалиям дан­ный расчет означает, что конструкция юридического лица как субъекта права собственности или самоуправляющего звена должна работать в условиях, когда многие работники ленивы, безразличны, корыстолюби­вы и своими действиями могут разрушить любое коллективное или ак­ционерное предприятие. Как избежать этого? Как сделать, чтобы все отдавали ту же долю прибавочного продукта, что и лучшие работни­ки? Ведь согласно некоторым современным воззрениям, во избежание эксплуатации каждый член трудового коллектива должен стать соб­ственником,²⁷ продолжая работать. Причем доли всех мыслятся при­близительно равными. В противном случае пропадает специфически «социалистический» признак коллективного (арендного) предприятия, а его коллектив станет обыкновенным частнокапиталистическим соб­ственником, что заведомо неприемлемо для приверженцев «светлого будущего», хотя вполне удовлетворительно с точки зрения единства управления юридическим лицом.

Представим себе, что перед нами группа людей с различными ин­тересами, материальным положением и отношением к труду. Это — собственник предприятия, работающего в условиях сложной рыночной ситуации: острая конкуренция, жесткие требования к охране окружаю­щей среды, постоянно растущие цены на природные ресурсы. Осуще­ствление товарного производства требует единства воли. Чтобы данное предприятие могло эффективно вести свое хозяйство, все собственники должны согласовать свои интересы. Но один из них ленив, желает работать поменьше, у другого — большая семья и он заинтересован в том, чтобы на потребление шло больше средств, чем на накопление, третий, наоборот, желает обеспечить себе безбедную старость. Даже в коллективе, состоящем всего из трех таких людей, согласовать инте­ресы нелегко. А если число хозяев перевалило за тысячу? Только для выявления интересов каждого потребуется не один день. И здесь един­ственная возможность состоит в наделении некоторых членов коллек­тива особыми полномочиями по управлению предприятием. Возможно также приглашение профессионального управляющего со стороны. Если принять во внимание, что рядовые собственники коллективного пред­приятия еще выполняют и конкретные трудовые функции и в силу это­го должны подчиняться единой управляющей воле, то станет ясно, что вполне может возникнуть та ситуация, которая получила название «от­деление управления от собственности».

Долгие годы эта проблема волнует западных социологов, экономистов и юристов, ей посвящены многие работы, первоисточником которых служит труд A. A. Berle и G. C. Means'а «Современная корпорация и частная собственность», опубликованный более 50 лет назад.²⁸ Высказанные ими идеи нашли освещение в советской литературе, с которым не всегда можно согласиться. Разумеется, как и всякое монистическое исследование, работа, о которой идет речь, отчасти страдает односторонностью, связанной с абсолютизацией полученных выводов. Но это еще не основание для игнорирования содержащихся в ней идей.

Наоборот, в условиях нашей экономики они приобретают особую актуальность как серьезное предостережение об опасности создания предприятий (корпораций), контролируемых менеджерами (managerial enterprise), вместо реальных союзов лиц. Рост концентрации производства на Западе потребовал смены формы контроля за предприятием (управления им). Указанные выше авторы увидели перспективу в переходе власти над юридическим лицом к менеджерам.²⁹ Но практика пошла по иному пути,³⁰ и именно в этом, а вовсе не в условности используемого термина «управление»³¹ состоит основная причина нежизненности модели отделения управления от собственности. И все-таки современные авторы, отмечая, что контроль над подавляющим большинством предприятий сохранился за собственниками, пусть и организованными в стабильные группы, включающие крупных вкладчиков,³² в то же время указывают на отдельные разновидности юридических лиц, которые могут быть отнесены к предсказанным А. Берли и Г. Минзом.³³ Речь идет об обществах взаимного кредита, участникам которых принадлежат равные доли в имуществе. А ведь идея коллективной собственности также исходит из равенства прав участников. Значит, отделение управления от собственности — не наивная абстракция, а реальная возможность, которая должна быть осмыслена нашей доктриной. Внутрисубъектные отношения товаропроизводителя должны быть замкнуты на единый центр, который персонифицируется определенным лицом. Это объективная закономерность современного хозяйства, ко­торая работает и в наших условиях. При этом нельзя забывать о спе­цифике, которая осложняет задачу воссоединения управления с собст­венностью. Ведь цель, которую поставили перед собой реформаторы перестроечного времени, — сделать собственником каждого работника. Благородная идея, но у нее есть один недостаток — желание соединить в одном лице и господина, и слугу. Как лицо, выполняющее трудо­вую функцию, работник должен подчиняться указаниям руководите­ля, будучи же собственником, он вправе контролировать все аспекты деятельности юридического лица. Одно качество противоречит друго­му, что само по себе опасно для тех предприятий, которым приходится держаться на плаву в сложной рыночной ситуации. Стабильное финан­совое положение без создания значительных резервов и усиленного на­копления невозможно. Главный источник здесь — прибавочный труд работников. Задача управляющего состоит в том, чтобы рационально управлять производством, усердно создавая запас прочности фирмы как гарантию и своего собственного положения. На первый взгляд, в этом нет ничего дурного: работники выступают как собственники, накопле­ние в их интересах. Однако нужно учитывать настроение двух до­вольно многочисленных категорий — тех, кто оказался в тяжелом ма­териальном положении не по своей вине (большая семья, болезнь и т. п.), и просто ленивых. Накопление не в их интересах, им важно больше потреблять. Возникает конфликт между рядовыми собственни­ками, на котором успешно паразитируют управляющие.

Допустим, в этом конфликте одержала победу потребляющая часть коллектива. Тогда управляющий с большим удовольствием присоеди­нится к ней, поскольку тем самым ему обеспечено относительно спо­койное и безбедное существование. Получив требуемые для оплаты тру­да суммы, «собственники» устраняются от решения всех остальных вопросов деятельности предприятия, оставляя менеджерам всю полно­ту власти, т. е. происходит отделение управления от собственности. Среди работников воцаряются безразличие, пассивность и послушание. Конкурентоспособность соответствующего юридического лица на рынке снижается, а значит, увеличивается риск разорения. Вероятность же победы тех, кто желает увеличить накопление, крайне низка, ибо ис­точник его — это прежде всего прибавочный труд. Но даже если это все-таки произойдет, устранить отделение управления от собственности не удастся. Работающий собственник не может эффективно проконтро­лировать действия управляющего, тем более что последний — организа­тор производства, воле которого должен подчиняться всякий. К тому же работник способен полноценно контролировать управляющего не сам по себе, а в составе коллектива. Если коллектив достаточно велик, ему потребуется слишком много времени, чтобы прийти к какому-либо решению. А жизнь-то ежечасно, ежеминутно ставит перед предприя­тием все новые и новые вопросы, и решить их может только управля­ющий.

Опасность отделения управления от собственности состоит в утра­те собственником чувства хозяина (да и объективно обусловленного положения), которое безуспешно пытаются привить нашим рабочим и служащим. В результате от права собственника на имущество ничего не остается. Оно превращается в обязанность выполнять трудовую функцию за вознаграждение. Положение такого работника ничем не отличается от современного.

Но и управляющий сам по себе не способен эффективно руково­дить процессом товарного производства. Будучи таким же организатором хозяйствования, как и собственник,³⁴ он остается в то же время наемным работником и не имеет полноценного (долгосрочного) интере­са в работе предприятия с максимальной отдачей. В рамках коллек­тивной собственности, которая перерастает определенные рамки,³⁵ нет лица, которое сочетало бы единство воли и интересов в рациональном хозяйствовании с полной ответственностью за его результаты, т. е. вы­полняло бы ту функцию, которая на капиталистическом предприятии принадлежит частному собственнику.

Мировая практика, да и наш опыт показывают, что форма кол­лективной собственности самих работников свойственна только неболь­шим предприятиям. Практически невозможно создать кооператив с чис­лом членов более 1000 человек. Если кто-либо попробует, он рискует рано или поздно превратиться в наемного работника. Примеры Венг­рии, Югославии, нэпа и перестройки в СССР показывают, что развитие идей хозрасчета, самоуправления, коллективной собственности на круп­ных и части средних предприятий, прежде всего группы «А», ведет к потере управляемости ими, ухудшению работы и как результат к бан­кротству. Но допустить их финансового краха нельзя. Государству при­ходится прибегать к дотированию, а значит, и вводить жесткий кон­троль за использованием выделяемых средств. Затем появляются дру­гие полномочия по надзору за предприятиями. Формируется и расши­ряет сферу своего действия командно-административная система упра­вления экономикой.

Знакомая картина, не правда ли? В период нэпа закабаление на­чалось в тяжелой промышленности по причине ее убыточности, затем перешло на легкую, а уж потом закончилось принудительной коллекти­визацией и невольничьим лагерным трудом. Внедрение идеи коллектив­ной собственности, создание организаций арендаторов без учета вы­сказанных замечаний относительно отделения управления от собствен­ности может привести нас не к рыночной экономике, а в объятия хо­зяйственной системы ГУЛАГа. 70 с лишним лет советской истории доказали, сколь неэффективно общественное хозяйствование при отсут­ствии фигуры частного собственника.

Выход из сложившегося положения видится в такой реформе го­сударственной собственности, которая обеспечивала бы максимально возможную управляемость возникающих в ходе денационализации юри­дических лиц. Мало наделить последние титулом собственности, нуж­но персонифицировать создаваемые структуры так, чтобы обеспечить единство воли и интереса в их рамках, повысить норму накопления и развернуть конкуренцию. При этом не имеет значения, кто конкретно — отдельный предприниматель, торговое товарищество или акционерное общество — будет собственником имущества.

Примечания:

1. Толстой Ю. К. Социалистическая собственность и оперативное управление // Проблемы гражданского права / Под ред. Ю. К. Толстого, А. К. Юрченко, Н. Д. Егорова. Л., 1987. С. 40—80; Право государственной (общенародной) соб­ственности в период перестройки. «Круглый стол» журнала «Советское государство и право» // Советское государство и право. 1988. № 6. С. 29—30 (выступление С. М. Корнеева и З. М. Заменгоф); Егоров Н. Д. Гражданско-правовое регулиро­вание общественных отношений: единство и дифференциация. Л., 1988. С. 41—79; Право собственности в СССР / Под ред. Ю. К. Толстого и В. Ф. Яковлева. М., 1989. С. 50—63 (выступление и тезисы С. Н. Братуся); Рахмилович В. А. К разработке проблем государственной собственности // Право собственности в усло­виях совершенствования социализма / Отв. ред. В. П. Мозолин, А. А. Рубанов, М. Я. Шиминова. М., 1989. С. 12—16; Луць В. В. Право оперативного управления в современных условиях // Там же. С. 67—70.
2. Мозолин В. П. Хозяйственные отношения // Развитие советского граждан­ского права на современном этапе / Отв. ред. В. П. Мозолин. М., 1986. С. 174—181; Рубанов А. А. Проблемы совершенствования теоретической модели права собст­венности // Там же. С. 77—114; Право государственной (общенародной) собствен­ности в условиях совершенствования социализма. «Круглый стол» журнала «Совет­ское государство и право» // Советское государство и право. 1988. № 5—6 (выступ­ления В. А. Туманова, В. К. Андреева, Б. М. Лазарева, В. П. Мозолина); Б, а с и н Ю. Г. Юридическая природа права предприятия на имущество // Право собст­венности в условиях совершенствования социализма. С. 46—49; Калмыков Ю. X. Самофинансирование — основа новой концепции права государственной (общенарод­ной) собственности // Там же. С. 65—67 и др.
3. Всесоюзная научная конференция «Проблемы социалистической собст­венности: структура и перестройка форм экономической реализации» // Вопросы эко­номики. М., 1989. № 4. С. 82—119; К современной концепции социализма// Правда. 1989. 16 июля.
4. Мозолин В. П.: 1) Право собственности в условиях совершенствования со­циализма // Право собственности в условиях совершенствования социализма. М., 1989. С. 6—7; 2) К разработке Закона о собственности в СССР в условиях радикальной экономической реформы // Советское государство и право. 1989. № 10. С. 73—84.
5. См. подр.: Венедиктов А. В.: 1) Правовая природа государственного предприятия. М.; Л., 1928. С. 106—107; 2) Государственная социалистическая собст­венность. М.; Л., 1948. С. 64—67.
6. Мозолин В. П. Право государственной (общенародной) собственности в условиях совершенствования социализма // Советское государство и право. 1987. № 5. С. 44.
7. Там же. С. 42. Дореволюционная цивилистическая мысль весьма критично оценивала перспективы конструкции разделенной собственности, справедливо усмат­ривая в ней публично-правовой способ примирения межклассовых (сословных) про­тиворечий, не более. Уже в середине XIX столетия с подъемом промышленного ка­питализма разделенная собственность была мертва (см.: Мейер Д. И. Русское гражданское право. СПб., 1862. С. 41; Чичерин Б. Собственность и государство. Ч. 1. М., 1882. С. 150, 159; Дювернуа Н. Л. Конспект лекций по гражданскому праву. СПб., 1894. С. 138; Победоносцев К. Курс гражданского права. Вотчин­ные права. СПб., 1896. С. 533; Васьковский Е. В. Учебник гражданского права. Вып. 2. Вещное право. СПб., 1896. С. 92).
8. Там же. С. 43—45; Мозолин В. П. Право собственности в условиях совер­шенствования социализма. С. 7.
9. Мозолин В. П. К разработке Закона о собственности. С. 79.
10. Pettit P.H. Equity and the Law of Trust. London, 1979. Р. 51−53.
11. Быков А. Г. Тезисы выступления / Право собственности в СССР. С. 77, — В другой работе А. Г. Быкова и Е. А. Суханова предлагается целый комплекс спо­собов реализации права государственной собственности, включая и договорный (см.: Быков А. Г., Суханов Е. А. Правовые формы реализации государственной соб­ственности // Вестник Моск. ун-та. Серия «Право». 1987. № 5).
12. Богомолов О. Мир социализма на пути перестройки // Коммунист. 1987. № 15. С. 95; Алексеев С. С. Собственность — право—социализм. М., 1989. С. 118—137.
13. Ведомости Съезда народных депутатов СССР и Верховного Совета СССР. 1989. № 25. С. 489; Там же. 1990. № 11. Ст. 164.
14. См., напр.: Сафиуллин Д. Н. Теория и практика правового регулирова­ния хозяйственных связей в СССР. Свердловск, 1990. С. 17—20.
15. Социалистическая республика Вьетнам. Конституция и законодатель­ные акты / Под ред. А. М. Гудошникова. М., 1988; Китайская Народная Респуб­лика. Законодательные акты /Под ред. А. М. Гудошникова. М., 1988.
16. Венедиктов А. В. Государственная социалистическая собственность. С. 16. См. также: Дювернуа Н. Л. Конспект лекций по гражданскому праву. СПб., 1894. С. 127.
17. Толстой Ю. К. Социалистическая собственность и оперативное управление; Егоров Н. Д. Гражданско-правовое регулирование общественных отношений. С. 41—79 и др.
18. Хубиев К. Кооперативы, аренда, собственность // Экономическая газета. 1989. № 2. С. 8; Сидорович А. Собственность: арендные отношения // Там же. 1989. № 15. С. 16 и др.
19. Родэ Э. Банки, биржи, валюты современного капитализма. №, 1986. С. 183—184; Мусин В. А. Правовые вопросы внешней торговли СССР с капитали­стическими государствами // 70 лет Советского государства и права / Под ред. А. И. Королева, Ю. К. Толстого, Л. С. Явича. Л., 1987. С. 685—688; Денежное обращение и кредит при капитализме / Под ред. Л. Н. Красавиной. М., 1989. С. 98—99.
20. Рутгайзер В. Коллективная собственность // Экономическая газета. 1989. № 27. С. 4.
21. Рутгайзер В. Работник и хозяин // Известия. 1989. 22 марта.
22. Акционер. 1990. № 2 (июль).
23. СП СССР. Отдел первый. 1988. № 35. Ст. 100.
24. Эти закономерности действуют и в отношении государственных предприятий (их трудовых коллективов), которые не признаются собственниками: здесь равные права каждого работника на управление обесцениваются на деле принадлежащей администрации властью.
25. Югославские авторы, которые решительно выступают против государствен­но-бюрократического варианта «общественной» собственности, все же настаивают на общественном регулировании распределения в самоуправляющихся организациях объ­единенного труда (см.: Танко 3. Распределение: Анализ опыта самоуправления в Югославии. М., 1990). Постоянно подчеркиваемая необходимость «общественных» правил игры — лишь иное словесное выражение внешнего, применительно к отдельно­му участнику товарно-денежных отношений, принуждения внерыночного характера (см. также: Тардош М. Условия эффективности регулируемого рынка // ЭКО. 1990. № 2. С. 11—12).
26. Курашвили Б. П. Очерк теории государственного управления. М., 1987. С. 253.
27. Здесь и далее под термином «собственники» понимаются члены того коллек­тива, который, будучи юридическим лицом, в этой форме обладает правом собствен­ности как целое.
28. Berle A. A., Means G.C. The Modern Corporation and Private Property. N.Y., 1932.
29. Аналогичное мнение высказано и Дж. К. Гэлбрэйтом. Он соглашается с выводами А. Берли и Г. Минза и подтверждает, что власть в крупных корпорациях принадлежит «техноструктуре», т. е. управленцам (см.: Гэлбрэйт Дж. К. Экономические теории и цели общества. М., 1979. С. 70, 119—123, 126).
30. Предприятия по-прежнему контролируются собственниками, только теперь в их роли выступают другие предприятия, которые, в свою очередь, находятся в собственности третьих, причем налицо переход от власти индивидуальных предпринимателей к контролю институтному (со стороны банков, страховых обществ, пенсионных фондов).
31. Развитие советского гражданского права на современном этапе / Отв. ред. В. П. Мозолин. М, 1986. С. 112.
32. Scott I. Capitalist Property and Financial Power. A Comparative Study of Britain, the United States and Japan. Brighton, 1986. Р. 1, 51.
33. Разумеется, пока при осуществлении своей власти управляющий не ущемит потребительских интересов членов трудового коллектива.
34. Сколько собственников необходимо, чтобы они не потеряли возможность управлять организацией, зависит от сферы ее деятельности, объемов производства, а также иных причин. Эта величина не может быть исчислена заранее.

Право государственного предприятия на имущество. Статья первая. Опыт исторической характеристики

Скачать файл:

• Право государственного предприятия на имущество. Статья 2.pdf (304,04 KB)

• 07 сентября 2015 в 09:32
• 2147
• Иванов Антон Александрович