Понятие юридического лица в Уголовном и Трудовом кодексах

Корпоративное право, Новости 2002

Юристы — как склонные к теории, так и чистые практики — тратят массу времени на то, чтобы договориться о понятиях. В самом деле, важно, чтобы на переговорах, в суде или в ходе научного диспута речь шла об одном и том же. Вместе с тем, договоренность о понятиях возможна лишь тогда, когда сами они однозначно сформулированы. Учитывая, что существуют различные отрасли права и, соответственно, различные законодательные акты, где содержатся такие понятия, в ряде случаев прийти к единому мнению крайне трудно, если вообще возможно. И вот один из весьма любопытных примеров.

«Определяйте значения слов, и вы избавите мир от половины заблуждений»

Р. Декарт.

Каждая отрасль права претендует на известную независимость от смежных отраслей, на способность регулировать жизнь общества своими специфическими методами. Каждая отрасль оперирует и юридическими понятиями (терминами) — своеобразным инструментари. Очевидно, однако, что все отрасли действуют в одном правовом пространстве, взаимно пересекаясь и взаимодействуя. Нередко тот или иной нормативный акт одной отрасли использует понятия, разработанные и «обкатанные» в рамках другой. Это неизбежно. Хорошо, когда при этом делается оговорка вроде содержащейся в Налоговом кодексе: «институты, понятия и термины гражданского, семейного и других отраслей законодательства РФ, используемые в настоящем кодексе, применяются в том значении, в каком они используются в этих отраслях законодательства, если иное не предусмотрено настоящим кодексом». К сожалению, такой обстоятельный подход к использованию «чужой» терминологии встречается нечасто. Но даже при умолчании о том, как понимать значение заимствованных терминов, надо исходить из того, что эти термины означают то же, что и в «родных» отраслях. Отступления от такого порядка должны прямо оговариваться. Так поступил, например, Конституционный Суд, указав в одном из своих Постановлений, что конституционное понимание собственности шире цивилистического.

Отечественный законодатель, однако, не утруждает себя согласованием значения используемых им терминов и понятий с тем, которое уже сложилось в российском праве. Надо ли говорить о том, что подобный подход разрушает целостность правового регулирования и часто порождает практически неразрешимые проблемы на пустом месте. Если для конца 80-х и начала 90-х такая ситуация была достаточно привычной, то с середины 90-х, после принятия серии базовых актов, законодательство утратило аморфность, и подобные промахи не имеют оправдания.

В новейшем законодательстве обращают на себя внимание такие «отраслеобразующие» законы, как Трудовой и Уголовный кодексы. Оба акта пользуются цивилистическими понятиями, причем вступая в явное противоречие с доктриной гражданского права. Если У К еще можно отчасти оправдать тем, что он разрабатывался во времена закона «О предприятиях и предпринимательской деятельности», то небрежность при написании Трудового кодекса, создававшегося чуть ли не на днях и на глазах у всей страны, просто необъяснима.

Так, Уголовный кодекс содержит ст. 195 «Неправомерные действия при банкротстве». Само название статьи взывает к цивилистике. Статья устанавливает наказание за сокрытие, передачу, отчуждение, уничтожение имущества при банкротстве или в предвидении банкротства, совершенные — внимание! — руководителем или собственником организации-должника. Комментарии насчет того, может ли иметь субъект права собственника, излишни. О таких же собственниках говорят и ст. 196, 197 УК. Самый популярный среди российских правоохранительных органов комментарий к Уголовному кодексу, изданный под редакцией Ю. И. Скуратова и В. М. Лебедева, повторяет вслед за комментируемым текстом, что «субъектом преступления могут быть собственники организации». При этом позволю себе напомнить, что УК запрещает применение уголовного закона по аналогии. Вследствие этого нельзя понимать эту норму иначе, чем буквально. Таким образом, введена мертвая норма закона. Тем не менее, встречаются попытки ее применения. Так, Прокуратура Санкт-Петербурга, основываясь на ней, уже на протяжении года пытается привлечь к уголовной ответственности акционеров одного общества, продавших свои акции «в предвидении банкротства». Прокуратура упорствует в том, что отчуждение акционерами своих акций есть отчуждение имущества АО, а акционеры, с другой стороны, — собственники общества. Уголовное дело, все распухая, путешествует между Горпрокуратурой и милицейским следствием, иллюстрируя, к чему приводит пренебрежение к началам гражданского права.

Еще более разителен пример новоиспеченного Трудового кодекса РФ (далее — ТК). Проблема заключается в том же оригинальном подходе к сущности юридического лица. Ст. 75 ТК регулирует трудовые отношения при смене «собственника имущества организации, изменении подведомственности, реорганизации». Что имел в виду законодатель, говоря о смене собственника имущества организации? Согласно указанию цитируемой статьи, новый собственник имущества организации вправе расторгнуть трудовой договор с руководителем организации, его заместителями и главным бухгалтером.

Похоже, Трудовой кодекс отождествляет юридическое лицо с его имуществом. Между тем, юридическое лицо может продать все свое имущество, оставаясь при этом субъектом права, с которым и заключаются трудовые договоры. Лицо, приобретшее у юридического лица все его имущество, никак не становится на место продавца-работодателя. Мысль законодателя заключалась, по-видимому, в том, чтобы обеспечить трудовые права работников при продаже предприятия как имущественного комплекса, когда передается, скажем, целый завод. Намерение благое, но его реализация в законе критики не выдерживает. Если речь идет о продаже предприятия, то необходимо прямо указать на это. Можно было бы указать в законе, что при продаже предприятия все работники, трудящиеся на нем, вступают в трудовые отношения с новым собственником предприятия (имущественного комплекса) на тех же условиях.

Законодатель, однако, пошел другим путем, в результате чего «получилось, как всегда». Имущество, находящееся в собственности организации, может заключаться, предположим, лишь в компьютере. Все остальное арендовано, а уставный капитал состоит из денежных средств на банковском счете. Если следовать ТК, то покупатель компьютера «имеет право расторгнуть трудовой договор с руководителем организации».

Косвенно, на уровне подсознания, на то, что законодатель имел в виду именно продажу предприятия как имущественного комплекса, указывает и следующее утверждение Трудового кодекса: «при смене собственника имущества организации сокращение численности или штата работников допускается только после государственной регистрации права собственности». ГК устанавливает обязательность регистрации прав в том числе на предприятие как имущественный комплекс. Именно регистрацию права на этот объект, похоже, имел в виду законодатель, так как вряд ли он требует регистрации права собственности на движимое имущество, переходящее от работодателя к работодателю. Также сомнительно предположение, что переход права на «обычное» недвижимое имущество организации имеет с точки зрения трудового права отличие от перехода права собственности на имущество движимое.

В одном из появившихся комментариев к Трудовому кодексу его авторы попытались сгладить эту шероховатость, указав, что законодатель имел в виду только случаи приватизации государственных предприятий, когда право собственности на имущество переходит от государства к самому предприятию. Однако при приватизации основное значение имеет не смена собственника имущества, а возникновение нового субъекта права вместо государственного предприятия. Кроме того, та же ст. 75 отдельно регулирует отношения работников с юридическим лицом при его реорганизации, из чего можно сделать неутешительный вывод о том, что законодатель имел в виду отнюдь не случаи приватизации госпредприятий.

Далее по тексту кодекса, в ст. 181, которая, кстати, развивает положения ст. 75, говорится уже о смене собственника не имущества организации, а просто о смене собственника самой организации. Эта оговорка может свидетельствовать о том, что законодатель на самом деле имел в виду даже не переход права собственности на имущественный комплекс организации, а употребил термин «собственник имущества организации» и «собственник организации» в том же смысле, что и Уголовный кодекс, то есть в смысле участника коммерческой организации.

С определенной уверенностью можно прогнозировать, что отечественная правоприменительная практика истолкует понятие собственника имущества организации именно как определение участника (участников) коммерческой организации и, соответственно, будет настаивать на праве лиц, приобретших доли или акции такой организации, «сокращать и расторгать».

Напоследок хотелось бы упомянуть еще один кодекс, на этот раз Бюджетный, принятый в 1998 г. Его статья 80 устанавливает, что при определенных условиях государство или муниципальные образования могут приобретать право собственности на часть уставного капитала и имущества юридического лица, не являющегося государственным или муниципальным унитарным предприятием. Явное противоречие с Гражданским кодексом не смутило законодателя.

Представляется, что теория юридического лица хотя бы в общих чертах должна быть известна законотворцам, это позволило бы всем нам избегать проблем применения права, заложенных в текст самого закона. А пока все свелось к «мертвым» нормам, которые вряд ли будут эффективно применяться на практике.