Хранитель: владелец или держатель?

Вещное право, Обязательственное право, Новости 2003

Концепция развития гражданского законодательства о недвижимом имуществе, одобренная Советом при Президенте Р Ф по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства 17.02.2003 г., в § 7 предложила ввести новое для современного российского гражданского права ограниченное вещное право — «право ограниченного владения земельным участком». Для дальнейшего изложения этот факт примечателен лишь тем, что наглядно демонстрирует динамику развития доктрины отечественной цивилистики, стремящейся к введению не только в научный, но и в легальный оборот владения как вещного права.

В свое время Ю. К. Толстой писал: «…и госорган, и договорный титульный владелец, и собственник имеют право на иск об истребовании вещи из чужого незаконного владения. Необходимо поэтому найти то общее юридическое основание, которое служит всем этим лицам достаточной легитимацией для предъявления вещного иска. Таким основанием является наличие у истца права на владение истребуемой вещью». [1] На позиции, что владение представляет собой самостоятельное вещное право, стоят и другие исследователи: «Если даже не соглашаться с точкой зрения, что владение — это вещное право, то трудно спорить с тем, что защита владения направлена на обеспечение прав и интересов собственника (пусть потенциального) — субъекта вещных прав». [2] Как говорил Г. Ф. Шершеневич, за подобной точкой зрения «хотя бы авторитет законодательный». Ст. 305, посвященная защите прав титульных владельцев, находится в главе 20, озаглавленной «Защита права собственности и других вещных прав». В законодательстве ряда стран владение рассматривается, как особое вещное право со специальной регламентацией. В числе вещных прав Г К Республики Польша регулирует также право пользования (ст. 252−284) и владения (ст. 336−352). Гражданский кодекс Японии также называет владение вещным правом.

Ничто, на наш взгляд, не препятствует признанию права владения титульного владельца. Субъективное право есть предусмотренная законом и обеспечиваемая государством мера возможного (дозволенного) поведения лица по удовлетворению своих законных интересов. «Владение как право существует лишь настолько, насколько оно признано и защищено позитивным правом. Удобнее различать в этом отношении владение и держание — фактическую ситуацию принадлежности телесной вещи индивиду, взятую независимо от ее официального признания и защиты». [3] Право любого титульного владельца на фактическое обладание вещью признается и защищается законом, устанавливающим возможность виндикации (ст. 305 ГК РФ). А как известно, право там, где иск: «всякому праву сопутствует возможность его принудительного осуществления. Этот признак до того существенен, что если нет для какого-либо права возможности принудительного осуществления, то нет, собственно, и права. Даже тогда, когда признается за правом возможность принудительного осуществления его, но не всегда, не против каждого другого лица, — даже тогда право становится мнимым, призрачным, ибо охранение дает всю силу праву, а если право обнажено хотя бы с одной стороны, то можно быть уверенным, что оно подвергнется нападению… А охранение прав составляет задачу общественной власти и всегда представляет один из главнейших и обширнейших предметов ее деятельности» [4]. В ст. 305 ГК речь идет не о посессорной, а именно о петиторной защите владения как права. Незаконный владелец обладает правом владения в случаях, названных в законе — по usucapio и в случае владения найденной вещью, так как титул дается ему самим законом. В этом случае закон предоставляет ему защиту, что является неотъемлемым признаком права.[5]

Как отмечалось, защита виндикационным иском является атрибутом титульного владения, владения как субъективного права. Потому встает вопрос — а всегда ли лицо, правомерно обладающее имуществом, является владельцем, уполномоченным на виндикацию?

Речь идет о таких участниках гражданского оборота как хранитель и перевозчик. Обладают ли они правом владения, могут ли заявлять виндикационные иски? Подчеркнем то обстоятельство, что перевозка по своей сути сродни хранению. Потому будем впредь говорить о хранении, держа в уме и перевозку.

Римское право, как известно, за хранителем права владения не признавало. Однако это было вызвано некоторыми архаическими социальными причинами и постепенно утратило актуальность. [6]

Можно доказывать наличие у хранителя права владения вещью. Однако автор склоняется к другой точке зрения. Субъективное право есть мера дозволенного поведения лица. Вряд ли можно так охарактеризовать владение хранителя. Его поведение есть мера его должного поведения, то есть обязанность. Кроме того, его поведение есть именно исполнение обязательства — он совершает определенное действие в пользу конкретного лица. В правоотношении хранения право поклажедателя реализуется совершением действия хранителем, то есть для последнего это — не право, а исполнение обязательства. Именно поэтому хранитель не вправе требовать передачи ему вещи на хранение. Характер владения для хранителя как обязанности, а не права, особенно четко виден из того, что поклажедатель выплачивает вознаграждение хранителю именно за его обладание вещью. В тех случаях, когда мы говорим о праве владения, ситуация обратная — владелец выплачивает вознаграждение за возможность обладать подобным правом. За обладание субъективным правом обычно не доплачивают.

Критерием для отнесения поведения лица к его праву или обязанности является интерес. Недаром субъективное право лица есть, по определению Иеринга, «защищенный законом интерес». Владение, не являющееся правом, можно называть держанием. Категории владения и держания давно различают, только вкладывают в них разное содержание. Константой остается, пожалуй, лишь факт обладания вещью. Наиболее распространенный критерий — обладающий вещью как своей есть владелец, как не своей — держатель. Если несколько модифицировать эту конструкцию, то владельцем будет обладающий вещью в своем интересе, обладающий ею на праве, которое владелец вправе реализовать или нет по своему усмотрению. Держателем же будет лицо, для которого владение как факт есть обязанность, и никакого «своего усмотрения» для держателя в обладании вещью нет, так как оно — обязанность.[7]

Возможно возражение: если держание хранителя есть лишь исполнение обязательства, то получается, что был прав В. К. Райхер, когда говорил о том, что и обязательственное правоотношение может быть нарушено деликтом третьего лица? Полагаем, что нет. Это будет вмешательством третьей стороны в относительное правоотношение. Однако даже по определению в таком правоотношении есть только две стороны. Нет, для относительного правоотношения подобное вмешательство будет либо случаем, либо виновным действием должника. С одной стороны, убийство должника третьим лицом для обязательства окажется только внешним событием. С другой стороны, кража вещи у хранителя будет ненадлежащим исполнением обязательства должником.

М.М. Агарков придерживался по рассматриваемому вопросу такой точки зрения: «Обязательство может быть нарушено только должником (или должниками), но не третьим лицом. Однако третье лицо может своими действиями вызвать прекращение обязательства, невозможность его осуществления или нарушение его должником. … Если даже признать, что наличие обязательства создает для всякого и каждого в отношении кредитора обязанность воздерживаться от посягательств, могущих лишить кредитора возможности осуществить его право требования против должника, то все же надо будет строго различать два разных правоотношения: а) отношение между кредитором и должником (нарушение возможно лишь со стороны должника) и б) отношение между кредитором и всяким и каждым (нарушение возможно со стороны всякого и каждого). В первом случае мы будем иметь обязательственное правоотношение, во втором — особое абсолютное право».[8]

Однако наделен ли хранитель защитой своего обладания вещью от третьих лиц? Или защита вещи от посягательств третьих лиц входит в состав обязанности и является мерой должного поведения хранителя? Обязанность хранителя не ограничивается только держанием вещи. К месту будет упомянуть оказание услуг сторожевой охраны. Это не хранение, а именно оказание услуг, но отличие состоит лишь в обладании охраняемой вещью. Можем ли мы говорить, что исполнитель соответствующих услуг обладает каким-либо рекуператорным иском против лиц, препятствующих исполнению им своей обязанности? Видимо, нет. Аналогичная ситуация должна складываться и для хранителя. С выбытием вещи из его обладания обязательство хранения прекратилось невозможностью его исполнения. Хранитель может быть привлечен поклажедателем к ответственности или нет, в зависимости от обстоятельств, но сам хранитель предъявлять иски о возврате ему вещи не может, если, конечно, это не будет прямо поручено ему собственником. Римское право, кстати, не наделяло хранителя даже посессорной защитой.

Таким образом, на наш взгляд, хранитель (и перевозчик) не являются владельцами вещи, а стало быть, не могут ее виндицировать.

Примечания

[1] Толстой Ю. К. Содержание и гражданско-правовая защита права собственности в СССР. Л.: Изд-во ЛГУ, 1955. С. 65.

[2] Грось А. А. Защита гражданских прав: сравнительный анализ // Правоведение. 1999, № 4. С. 99.

[3] Дождев Д. В. Римское частное право. М.: НОРМА-ИНФРА-М, 1999. С. 361.

[4] Мейер Д. И. Русское гражданское право. Часть 1. М.: Статут, 1997. С. 224.

[5] Право указанных субъектов не обладает никакой спецификой по сравнению с правами титульных владельцев. То, что они не обладают защитой против собственника, — лишь следствие того, что как только им становится известно о претензиях собственника, они перестают быть законными владельцами.

[6] Дождев Д. В. Основание защиты владения в римском праве. М.: Наука, 1996.

[7] Также держателем можно считать лицо, для которого владение есть только факт.

[8] Агарков М. М. Обязательство по советскому гражданскому праву. М.: Юриздат, 1940. С. 25.