Россия пока проигрывает в Европейском Суде своим гражданам с сухим счетом -2:0. Сначала было дело Бурдова, затем — Калашникова. Решение по делу «Калашников против Российской Федерации» было опубликовано в «Российской газете» с таким мелодраматичным комментарием: «бывший магаданский банкир выиграл иск к собственной Родине». Родина по итогам судебного разбирательства оказалась должна банкиру 8 тысяч евро. Такое испытание российская казна, быть может, и выдержит, но настоящим испытанием для «Родины банкира» станет не сумма компенсации, а сам факт того, что содержание в российских следственных изоляторах Европейским Судом чуть было не приравнено к пыткам.
Фабула дела магаданского узника такова. 8 февраля 1995 г. против Калашникова было возбуждено уголовное дело. 29 июня 1995 г. банкир был заключен под стражу. К 6 февраля 1996 г. завершилось предварительное следствие, и арестанту предъявили обвинения в мошенничестве, присвоении вверенного имущества на сумму $ 22 млн. и подделке документов. 3 августа 1999 г. приговором Магаданского городского суда он был осужден по обвинению в незаконном присвоении средств банка и приговорен к лишению свободы. В период с 29 июня 1995 г. по 20 октября 1999 г. заявитель содержался под стражей в учреждении ИЗ-47/1 (следственный изолятор № 1 — СИЗО-1) г. Магадана. 20 октября 1999 г. он был направлен для отбывания наказания по приговору городского суда от 3 августа 1999 г. в исправительное учреждение АВ-261/3, расположенное в населенном пункте Талая. 9 декабря 1999 г. он был возвращен в изолятор г. Магадана, где и отбывал наказание вплоть до своего освобождения, то есть до 26 июня 2000 г. За время своего заключения Калашников не терял времени и написал более 250 жалоб в различные судебные инстанции, которые составили около 30% всех материалов его уголовного дела.
1. Подавая очередную жалобу — на этот раз в Европейский Суд по правам человека (в дальнейшем — Суд или Европейский Суд) заявитель полагал свои права нарушенными следующими обстоятельствами: плохими условиями содержания и неразумно долгим сроком следствия и, соответственно, ареста. Бытовые условия узник живописует так: он содержался в камере площадью 17 кв. м, где находилось 8 коек. Однако в ней почти постоянно пребывали 24 заключенных. Заключенные спали по очереди. Остальным приходилось лежать или сидеть на полу или на картонных коробках в ожидании своей очереди. Заключенные могли принимать пищу за обеденным столом, который находился на удалении 1 м от туалета. Пища была низкого качества. В камере, не имевшей вентиляции, было душно и жарко летом и очень холодно зимой. Из-за недостатка воздуха в камере окно оставалось открытым постоянно. Будучи окружен заядлыми курильщиками, заявитель был вынужден стать пассивным курильщиком. Заявитель не имел необходимых постельных принадлежностей, посуды
Как особое обстоятельство, причинившее, видимо, заявителю особые моральные страдания, выделено то, что туалет в камере не допускал уединения. Перегородка отделяла его от умывальника, но не от жилой площади и обеденного стола. Унитаз возвышался над поверхностью пола на полметра, тогда как высота перегородки составляла 1,1 м. Поэтому пользование туалетом осуществлялось в поле зрения как сокамерников, так и охраны, представители которой могли наблюдать за поведением заключенных через глазок в двери. Такого, естественно, не испытывал даже Эдмон Дантес. Представители государства российского парировали это тем, что туалет был оборудован в углу камеры и отделен от «жилого пространства» загородкой высотой 1,1 м, которая, по мнению власти, обеспечивает требуемое уединение. По крайней мере, такие стандарты были установлены Указаниями по планированию и строительству следственных изоляторов МВД СССР (утв. 25 января 1971 г.), а уж там-то точно знают, какой высоты должна быть перегородка. Европейский Суд не мог пройти мимо такого нарушения прав человека и отметил, что «дополнительным аспектом неудовлетворительных санитарных условий… являлись условия пользования туалетом… На фотографиях, представленных правительством, изображены грязная обветшалая камера и туалет, не допускающий возможности уединения». Представим себе на минуту судей Европейского Суда, изучающих фотографии отечественного «камерного туалета» с целью определить, могут ли условия пользования им обеспечить уединение.
Суд отметил «прежде всего», что площадь камеры, в которой содержался заявитель, составляла от 17 кв. м (по данным заявителя) до 20,8 кв. м (по данным правительства). Она была изначально рассчитана на 8 человек. Российские стандарты отводят для арестованных больше — по 4 кв. м на человека. Суд считает, однако, что подобные условия не отвечают приемлемым стандартам. Европейский комитет по предупреждению пыток и бесчеловечного или унижающего достоинства обращения или наказания установил в качестве желательного ориентира для камер предварительного заключения 7 кв. м на одного заключенного. С точки зрения Европейского сообщества, таким образом, все без исключения места предварительного заключения в России являются местами пытки.
Суд указал на то, что из-за крайней перенаселенности заключенные вынуждены были спать по очереди. Условия для сна ухудшались постоянным освещением в камере, а также шумом от большого числа заключенных. Вызванное этими обстоятельствами лишение сна должно было составлять для заявителя большую физическую и психологическую нагрузку. В свете вышеуказанного Суд находит условия содержания заявителя под стражей, в частности тесноту и антисанитарную среду, и их отрицательное влияние на здоровье и благополучие заявителя, в сочетании с длительным сроком пребывания в этих условиях, составляющими унижающее достоинство обращение.
Правительство России признало, что по экономическим причинам условия содержания под стражей в России совершенно неудовлетворительны и не отвечают требованиям, предъявляемым к пенитенциарным учреждениям других стран Совета Европы, однако делается все возможное для улучшения этих условий. Приняты несколько целевых программ, которые позволят в два раза (!) увеличить пространство для размещения заключенных и улучшить санитарные условия в следственных изоляторах. По мнению российских властей, условия содержания г-на Калашникова не могут считаться пыткой либо бесчеловечным или унижающим достоинство обращением, так как эти условия не отличались от условий содержания большинства находящихся в предварительном заключении в России. Аргумент действительно неоспоримый.
2. Второй вопрос, который рассматривал Суд, — это разумность срока содержания заявителя под стражей. Согласно Европейской Конвенции «каждый задержанный или заключенный под стражу… имеет право на судебное разбирательство в течение разумного срока или на освобождение до суда. Освобождение может быть обусловлено предоставлением гарантий явки в суд». Суд указал, что продолжительное содержание под стражей может быть оправданным с точки зрения такого публичного интереса, который, несмотря на презумпцию невиновности, оказывается важнее правила об уважении свободы личности. Национальные власти должны обеспечить, чтобы досудебное содержание под стражей не превышало разумного срока.
В этих целях они должны с надлежащим соблюдением принципа презумпции невиновности исследовать все факты, свидетельствующие о вышеупомянутом требовании публичного интереса, а также указать на них в своих решениях по ходатайствам об изменении меры пресечения. Сохранение обоснованного подозрения в том, что арестованный совершил правонарушение, является обязательным условием законности содержания под стражей, но по истечении определенного срока его уже не достаточно. Суд в таком случае должен удостовериться, что лишение свободы продолжают оправдывать иные основания, приведенные судебными властями. Если подобные основания являются относимыми и убедительными, Суд должен также убедиться, что национальные власти проявили «особую тщательность» в проведении расследования.
Правительство России при разбирательстве дела указало, что заявитель был арестован, так как мешал следствию. Было указано, что главная причина для заключения заявителя под стражу заключалась в том, что он помешал расследованию отказом выдать определенные банковские документы, оказывал давление на свидетелей и фальсифицировал доказательства. При заключении под стражу учитывалась также тяжесть предъявленных обвинений. Суд напомнил представителям российских властей, что существование обоснованного подозрения в причастности лица к серьезным правонарушениям не может само по себе оправдать длительного периода досудебного содержания под стражей.
Что касается других оснований, на которые ссылался городской суд при продлении срока содержания под стражей, а именно опасности создания помех для следствия, Европейский Суд отметил, что городской суд Магадана не упомянул каких-либо обстоятельств, подкрепляющих его выводы, которые были идентичны в 1996, 1997 и 1999 гг. В судебных актах нет каких-либо ссылок на то, что упомянутый риск действительно существовал в данный период.
В итоге Суд по правам человека нашел, что основания, оправдывавшие в глазах властей содержание заявителя под стражей, хотя имели значение и были достаточными первоначально, со временем утратили эти свойства, а потому период содержания заявителя под стражей до суда превышал разумный срок. Таким образом, было допущено нарушение п. 3 ст. 5 Конвенции.
3. Третьим вопросом, рассмотренным Судом, была жалоба заявителя на то, что предъявленные ему обвинения не были разрешены в разумный срок, как того требует п. 1 ст. 6 Конвенции, который в соответствующей части устанавливает:
«Каждый… при предъявлении ему любого уголовного обвинения имеет право на разбирательство дела в разумный срок… судом, созданным на основании закона».
Суд указал, что период, подлежащий учету при определении продолжительности уголовного разбирательства, начинается в день, когда лицу предъявлено обвинение в автономном и самостоятельном значении этого термина, а заканчивается в день, когда обвинение окончательно разрешено или производство по делу прекращено. В рассмотренном деле период, подлежащий учету, оказался равным 5 годам, 1 месяцу и 23 дням. Разумность срока разбирательства дела, по мнению Суда, должна оцениваться с учетом следующих критериев, выработанных прецедентным правом Суда: сложности дела, поведения заявителя и компетентности властей.
Что касается сложности дела, Суд установил, что дело не было настолько сложным, чтобы оправдать задержки при его рассмотрении: «длительность разбирательства не может объясняться сложностью дела или нуждами следствия».
В отношении поведения самого заявителя представители России указали на то, что заявитель сам был причиной затягивания рассмотрения дела вследствие подачи бесконечных жалоб, повторявших доводы тех, что были уже отвергнуты. Было отмечено, что 30% объема дела занимали жалобы и ходатайства заявителя. Суд, однако, счел, что, хотя заявитель несет ответственность за отдельные задержки разбирательства, его поведение не влияло на продолжительность разбирательства в значительной степени.
Наконец, основным фактором для признания факта нарушения Конвенции Суд счел «поведение властей»: «на протяжении разбирательства заявитель содержался под стражей, что требовало от судов, рассматривающих дело, внимательного отношения, чтобы правосудие осуществлялось безотлагательно. … Дело оставалось в судах практически без движения в течение почти двух лет, с 7 мая 1997 г. по 15 апреля 1999 г.». Также Суд отметил, что после приговора городского суда от 3 августа 1999 г. и прекращения производства по остальным обвинениям 29 сентября 1999 г. против заявителя были выдвинуты новые обвинения, основанные на тех же обстоятельствах, что удлинило разбирательство, которое к тому моменту продолжалось в суде первой инстанции в течение 4,5 лет
С учетом вышеизложенного Суд пришел к выводу, что продолжительность разбирательства не удовлетворяла требованиям «разумного срока», что органы власти не принимали надлежащих мер для ускорения разбирательства. Таким образом, было допущено нарушение п. 1 ст. 6 Конвенции.
4. Совсем иначе сложилась судьба претензий заявителя на денежную компенсацию. Заявитель требовал возмещения ущерба в следующих суммах: 130 599 долларов США в связи с потерей заработка, который он получал в качестве председателя Северо-Восточного коммерческого банка, за период содержания под стражей с июля 1995 г. по 20 апреля 2000 г.; 203 000 долларов США в связи с потерей заработка, который он получал в другой компании до своего увольнения по причине ареста; 500 000 долларов США в связи с потерей имущества компании после ареста; 8600 долларов США в связи с утратой его автомобиля; 11 734 376 (!) долларов США в связи с потерей прибыли по акциям, которые он не мог продать по их рыночной цене в 1995 г.; 436 226 долларов США в связи с потерей доминирующего пакета акций организации, которая была объявлена банкротом в 1997. Заявитель требовал 9 636 000 французских франков в виде компенсации нематериального ущерба, а также 40 000 долларов США на оплату услуг адвоката.
Суд не нашел причинной связи между предполагаемым ущербом и установленными нарушениями и потому отказал в удовлетворении требования о возмещении материального ущерба. Что касается морального вреда, причиненного заявителю, Суд указал, что «длительность содержания под стражей в подобных условиях, а также длительность уголовного процесса должны были вызвать у заявителя чувства разочарования, неопределенности и беспокойства, которые не могут быть компенсированы исключительно фактом установления нарушения… Оценивая ущерб на справедливой основе, Суд присуждает ему общую сумму в 5000 евро в счет компенсации нематериального ущерба». Получается в общей сложности по 1000 евро за год «унижения человеческого достоинства». Не так много даже по российским меркам.
Относительно судебных расходов заявитель утверждал, что его расходы на оплату услуг адвоката в национальных разбирательствах составили 40 000 долларов США. На что представители Российской Федерации вполне обоснованно возразили, что «это требование чрезмерно с учетом уровня адвокатских гонораров в отдаленном магаданском регионе». Суд присудил г-ну Калашникову в счет компенсации судебных издержек 3000 евро. Не очень большая сумма за несколько лет работы адвоката! Похоже, Суд решил рублем Россию не наказывать.
5. Итак, Европейский Суд сформулировал в деле Калашникова три положения, которые, видимо, могли бы оказать некоторое влияние на ситуацию в России.
Во-первых, ни один из российских изоляторов не соответствует европейским стандартам, то есть содержание в нем априори является пыткой.
Во-вторых, при длительном содержании под стражей те основания, по которым лицо было арестовано, должны сохранять свое действие на весь период заключения под стражей, иначе лицо нужно освободить до судебного разбирательства.
В-третьих, правосудие должно осуществляться безотлагательно, то есть заключение обвиняемого должно быть оправданным целями следствия. Недопустима ситуации, при которой арестованный находится в заключении только потому, что заниматься им некогда, а выпустить нельзя.
Трудно сказать, смогут ли эти и без того достаточно очевидные истины что-то изменить в российских реалиях. Впрочем, кое-что уже изменилось — «Суд с удовлетворением отметил улучшение условий содержания в магаданском изоляторе (что видно из видеозаписи, представленной Суду)». Наверное, теперь перегородка в санузле такой высоты, что обеспечивает требуемое уединение.
- 30 декабря 2003 в 11:42
- 3438
- Рыбалов Андрей Олегович