Вещное право. Обсуждение ОГЗ

Вещное право

Правоведение, 1992, с. 115 — с. 120

Принятию Основ гражданского законодательства сопутствовали два весьма примечательных обстоятельства. Первое состояло в том, что разработчикам этого нормативного акта удалось создать взвешенный, детально проработанный закон за удивительно короткий срок. На фоне весьма посредственного законодательства пере­строечного времени он выглядит как одно из самых светлых пятен. Второе обстоя­тельство печально. Едва появившись на свет, не вступив еще в действие, Основы уже лишились юридической силы, ибо утратило авторитет утвердившее их государ­ство — Союз ССР. Перестройка, как пожирающий своих детей безжалостный Кронос, породив Основы, привела к распаду единого государства, а значит, и его правовой системы. Но благородный труд разработчиков Основ не должен пропасть даром. Этот закон должен стать сводом правил игры физических и юридических лиц, а так­же государств и государственных образований в рамках единого экономического пространства. Для этого желающие принять участие в экономическом и политиче­ском союзе республики должны рассматривать Основы гражданского законодатель­ства во всяком случае в качестве своеобразного межреспубликанского договора, ко­торый должен быть ратифицирован республиками или подтвержден (вместе с дру­гими законодательными актами Союза ССР) вновь образованным Верховным Сове­том Союза.

Вещное право как подотрасль права гражданского занимает все более внуши­тельные позиции в законодательных актах периода перестройки. Подтверждением тому служат, в частности, и Основы. Вещное право нашло отражение в разделе II данного закона, но не только. Весьма заметную роль оно играет в Главе 2 Разде­ла I, посвященной юридическим лицам и в других частях Основ. Но было бы преж­девременным считать, что уже сейчас система нашего гражданского права в части, касающейся права вещного, стала чисто пандектной. Налицо лишь факт отхода в ее сторону от институционной системы. Об этом свидетельствует название разде­ла II — «Право собственности. Другие вещные права», а не просто «Вещное право». Нет ни общих положений данной подотрасли, ни детальной проработки элементов отдельных вещных прав.

И это неудивительно. Вещные права не терпят перманентных изменений хозяй­ственного строя, поскольку складываются в результате многих актов производства, неоднократного соприкосновения частноправовых сфер отдельных лиц, которых вле­чет друг к другу не принуждение со стороны публичной власти, а свой собственный интерес. В нашей стране подобных условий нет уже более семи десятилетий. Естественно, ни о какой развернутой системе вещных прав при таких обстоятельст­вах не может быть и речи. При этом сами отношения, формой которых в развитом гражданском законодательстве выступают вещные права, не умирали ни на минуту. Они регулировались с помощью иных правовых средств: договора отчуждения дома с условием пожизненного содержания продавца (вместо личного сервитута habitatio inter vivos), административных правил (разного рода строительные нормы и прави­ла) — или оставались не урегулированными правом (узуфрукт родителей в отноше­нии имущества детей) и т. д. Сейчас стоит задача вернуть данные отношения в сферу предмета вещного права, а для этого нужно хотя бы решить, что это за отношения.

Вещное право традиционно считалось формой отношения лица к вещи. Это мнение длительное время отвергалось советской цивилистикой под тем предлогом, что марксизм считает право регулятором общественных отношений, а под последними понимает только отношения между людьми. Есть все основания считать приведенный аргумент недостаточным для того, чтобы отказывать в признании возможности ре­гулировать правом отношения между человеком и вещью. Если право способно воз­действовать на поведение лица, не соприкасающегося в этот момент с другими ли­цами, то вещное право вполне может быть формой отношения лица к вещи. В рам­ках этого отношения влияние оказывается только на поведение (волю) субъекта, но не абстрактно, а конкретно, применительно к одному (четко зафиксированному) объекту — вещи. Подобный подход не противоречит ни выводам общей теории пра­ва, ни данным отраслевых наук, в том числе и гражданского права. И учение о гражданской правоспособности (дееспособности), и модель односторонней сделки, и состояние связанности лица, сделавшего оферту, исходят из того; что нормами права регулируются прежде всего действия одного субъекта. Отношения последнего с другими лицами в этих ситуациях выступают в роли некоего отвлеченного фона, которым в данном случае можно пренебречь.

Итак, вещное право — форма отношения лица к вещи, имущественная природа которого не подлежит никаким сомнениям. Вещные отношения вполне укладываются в рамки предмета гражданского законодательства, закрепленного в п. 1 ст. 1 Основ, ведь там идет речь об «иных основанных на равенстве участников имущественных отношениях». А в рамках соответствующих вещных отношений их субъекты равно­правны. Будучи связанными товарно-денежными отношениями, воздействуя на вещи, обладающие стоимостью (потенциальным носителем эквивалента), обладатели вещ­ных прав просто не могут не быть равноправными. Равенство возможностей всту­пать в вещные отношения также очевидно.

В соответствии со ст. 3 Основ вещные права могут возникать из договоров и иных сделок, из административных актов (например, право оперативного управле­ния), а также вследствие иных действий граждан и юридических лиц. В таком перечне не нашло места, правда, такое основание возникновения вещных прав, как повторяемость пользования чужой вещью, сложившаяся в особого рода обычай. Однако оно может быть отнесено к разряду «иных действий» субъектов граждан­ского права, разумеется, когда такой способ возникновения вещных прав будет при­знан законодателем в качестве легального. Необходимость же подобного признания сомнений не вызывает. Граничащие между собой земельные участки в силу естественных причин будут зависеть друг от друга. И вместо того, чтобы допускать раз­ного рода земельные переделы (установление прохода к колодцу, иному объекту), которые в условиях признания права собственности на землю станут весьма пробле­матичными, гораздо проще констатировать возникновение сервитута по давности пользования.

В ст. 4 Основ нашли отражение такие объекты вещных прав, как вещи, деньги и ценные бумаги. Остальные объекты, за исключением, пожалуй, «иных материаль­ных благ», которые вполне могут быть отнесены к числу вещей, не имеют прямого отношения к вещным правам, ибо сами по себе либо являются правами требования, либо представляют собой нематериальные блага (изобретения, произведения литера­туры и т. п.). Поведение человека (лица) в его отношении к нематериальному благу не нуждается в правовом регулировании, если это благо — продукт его творчества или нерасторжимо связано с его личностью. Причиной тому служит зависимость свойств данных объектов от воли их обладателей. Для права должно быть безраз­лично, какие характеристики имеет нематериальное благо, если оно не материализу­ется в конкретных действиях субъекта. Иначе будет ущемлена свобода воли (твор­чества). Для общества, а значит, и для права важно, чтобы другие не изменяли свойств нематериального блага без согласия на то его обладателя. Отсюда всякого рода личные неимущественные права суть права исключительные (исключающие воз­можность для всякого постороннего лица воздействовать на нематериальное благо), но никак не вещные.

Впрочем, обязательственные права или права на нематериальные блага могут оказаться в составе сложных вещей (имущественных комплексов), скажем, предприя­тий. А сложные вещи как некое структурированное целое являются объектами вещ­ного права. Однако в этом случае ни права требования, ни права на нематериальные блага, ни объекты и первых, и вторых не попадают в число объектов вещного права прямо и непосредственно. Они всего лишь части целого — сложной вещи, — соединен­ные воедино общим хозяйственным назначением.

В соответствии с п. 2 ст. 4 Основ имущество подразделяется на движимое и недвижимое. Особо следует подчеркнуть, что речь идет об имуществе, а не только о вещах. Это в принципе правильно. Деньги и ценные бумаги — типичные движимые вещи. В то же время имущественные права (права требования) могут оказаться на­столько тесно связанными с землей, что законодательными актами будут отнесены к разряду недвижимостей.

Закрепив деление имуществ на движимые и недвижимые, Основы (за некото­рыми исключениями, касающимися, в частности, сроков приобретательной давности) не воплотили его в своей структуре. Земля и другие объекты природы являются одной из важнейших разновидностей недвижимостей. Тем не менее в соответствии с п. 3 ст. 1 Основ к отношениям по использованию природных ресурсов граждан­ское законодательство применяется в восполнительном (субсидиарном) порядке. Иными словами, земля и другие объекты природы не регулируются в качестве со­ставного элемента недвижимого имущества. Природоресурсное законодательство является специальным и также оставляет без внимания общие проблемы граждан­ского оборота недвижимостей. Указанный недостаток должен быть устранен. В про­тивном случае окажется ненужным само определение недвижимых вещей.

Главной особенностью недвижимостей как объектов гражданского права явля­ется их неспособность к физическому перемещению в пространстве (к передаче из рук в руки). Отсюда должен вытекать особый характер передачи права собственно­сти на них, а именно, передачи посредством ввода во владение с устранением всех препятствий (т. е. constitutum possessorium или владельческий конститут). Этот спе­цифический способ передачи должен был найти отражение применительно к недвижимостям в п. 2 ст. 50 Основ в виде отдельной части. Предлагаемая новелла со всей очевидностью вытекает из ч. 2 п. 2 той же статьи, где названы способы пере­дачи главным образом движимых вещей.

Поскольку недвижимости не могут перемещаться в пространстве, необходимы специальные формы вещной регистрации актов передачи тех или иных прав на дан­ные объекты в целях обеспечения максимальной гласности в сфере оборота недви­жимостей. Подобное оглашение необходимо для того, чтобы все могли знать, кому в каждый данный момент принадлежит то или иное недвижимое имущество, которое всегда определено индивидуально и связано с землей, неспособной воспроизводиться (восполняться). Круг (количество) недвижимостей всегда ограничен. Отсюда выте­кает и более строгий порядок передачи прав на них, отдельные элементы которого налицо уже сейчас — нотариальное, удостоверение и (или) регистрация в муници­пальных органах сделок по поводу жилых домов (квартир), принадлежащих гражда­нам, приобретение прав на землю и иные объекты природы на основании админи­стративных актов местных органов власти и управления. Однако единой системы вещной регистрации до сих пор не существует. Это порождает довольно странные ситуации. Одно юридическое лицо может продать другому многоквартирный дом или производственное помещение стоимостью во многие миллионы рублей посредст­вом заключения договора в простой письменной форме, тогда как отчуждение гражданином весьма скромного строения требует формальной, многоактной процедуры. Причина подобных расхождений в том, что в условиях командно-административ­ной системы недвижимости передавались в приказном порядке, на основании особых административных актов. Теперь такой способ передачи отпал, но взамен ничего но­вого не создано. Однако было бы в корне неправильным изобретать какой-то особый порядок передачи недвижимостей, рассчитанный только на юридических лиц. Он должен быть одинаковым для всех субъектов гражданского права. Любая сделка с недвижимостью, не занесенная в вещный регистр, должна признаваться ничтожной. А вести подобный регистр, по-видимому, должны не муниципальные органы (имею­щие часто свои корыстные интересы), а специализированные нотариальные конторы.

Основам гражданского законодательства известны такие вещные права, как право собственности, право полного хозяйственного ведения (ст. 47), право опера­тивного управления (ст. 48). Вещным можно назвать также право пожизненного наследуемого владения землей и те права владения или пользования земельными участками, которые возникают не из договора аренды, а из акта о соответствующей передаче земли на условиях, предусмотренных действующим законодательством. Вещная же природа прав, основанных на договоре аренды, вызывает сомнения, прежде всего в силу их обязательственно-правового происхождения и прекарного характера. Решение этого вопроса можно приурочить к тому, продолжает ли собст­венник, заключивший договор аренды, непосредственно воздействовать на вещь, осу­ществляя те же по содержанию правомочия, что и арендатор, или нет. Права арендатора приближаются к вещным, пусть и па определенный срок, только в по­следнем случае. Проиллюстрируем предлагаемый критерий примером. Взятое внаем пианино, которое продолжает оставаться в доме наймодателя, принадлежать нани­мателю на вещном праве не может. В тех же случаях, когда нанятое пианино вы­бывает из владения наймодателя, право нанимателя приобретает свойства вещного, особенно если оно «следует» за вещью.

Основы гражданского законодательства не имеют numerus clausus вещных прав. В случаях, на условиях и в пределах, предусмотренных законодательными актами, собственник обязан допускать ограниченное пользование его имуществом другими лицами (п. 4 ст. 45). Следовательно, право собственности по воле законо­дателя может быть обременено и иными, не предусмотренными Основами вещными правами. Хотя это правило ослабляет гарантированность прав собственника, которая красной нитью проходит через современное законодательство, появилось оно не от хорошей жизни. Неизвестно, какие разновидности вещных прав еще востребует наша хозяйственная практика. И тем не менее п. 4 ст. 45 следует толковать ограничи­тельно.

Права на чужие вещи подразделяются на две категории: 1) фрагментарные (сервитуты, залог) и 2) многокомпонентные (эмфитевзис, суперфиций, современные полное хозяйственное ведение и пожизненное наследуемое владение) вещные права. Первые изымают из содержания права собственности лишь отдельные кусочки, фраг­менты правомочий, сохраняя остальное за самим собственником. Вторые же охваты­вают вещь практически полностью: за собственником остается только ius recadentia как «сгусток», неотдифференцированный на отдельные правомочия остаток права собственности, главное назначение которого — возвратить последнее в первоначальное состояние, как только отпадет указанное право на чужую вещь. Соответственно многокомпонентные вещные права могут возникнуть только при согласии самого собственника, выраженном прямо и недвусмысленно. Фрагментарные же права, в частности сервитуты, могут приобретаться по давности пользования (и это правило надлежит закрепить в нашем гражданском законодательстве), т. е. и при отсутствии желания собственника установить сервитут. Фрагментарные вещные права можно назвать также «натуральными», ибо механизм их образования схож с тем, посредст­вом которого возникают натуральные обязательства. Только если в последних долж­ник не может требовать исполненного обратно, во фрагментарных вещных правах собственник, допустивший пользование своим имуществом в течение определенного срока, не вправе оспорить возникший сервитут. Следовательно, numerus clausus должен существовать лишь для фрагментарных вещных прав. Права же многокомпо­нентные, существование которых целиком зависит от воли собственника (подчинено ей), в исчерпывающем перечне не нуждаются.

Недостатком Основ можно считать и отсутствие в них такой категории, как вещные обременения, налагаемые па собственника публичным порядком. Право соб­ственности, являясь наиболее полным господством лица над вещью (plena in re potestas), не существует без каких бы то ни было ограничений (обременений), под которыми надлежит понимать отдельные изъятия из сферы возможностей, принадле­жащих собственнику в его связи с данной вещью. В соответствии с п. 4 ст. 45 Основ собственник обязан допускать ограниченное пользование его имуществом дру­гими лицами, причем последними могут быть не только субъекты вещных прав. В случаях, предусмотренных законодательными актами, пользователями чужой вещи могут быть и лица, наделенные публичной властью соответствующими полномочиями (например, сотрудники милиции, берущие принадлежащий гражданину автомобиль для преследования преступников). Нет никаких оснований признавать их носителями вещных прав, характеризуемых известной стабильностью, фиксированностью их субъектов, свойством следования и т. п. В то же время публичные пользователи не­посредственно воздействуют на вещь, а не на личность собственника (разумеется, отраженное влияние оказывается и на этого последнего). Иначе обстоит дело с простым отправлением государственной власти (управления): здесь уже объектом становится личность, точнее, ее действия, и лишь как следствие этого — имущество (как в обязательствах).

Публичные обременения вещного характера, в отличие от вещных прав, не по­рождают гражданско-правовых отношений между собственником и пользователем чужой вещью. Здесь лицо воздействует на вещь в силу публичного права: его свя­зывает с собственником властеотношение, в котором последний обязан терпеть (pati) воздействие на его вещь. Вещные же правоотношения имеют частноправовую природу и складываются между двумя или несколькими обладателями вещных прав на одну и ту же вещь, а именно между сособственниками при общей собственно­сти или между собственником и обладателем права на чужую вещь. В отличие от обязательства вещное отношение является связью опосредованной, косвенной, скла­дывающейся между субъектами не напрямую, а через посредство их отношения к одной и той же вещи. В вещном правоотношении обязанность собственника терпеть становится неотъемлемой частью его вещи, отпадая с ее гибелью. Обязательство же при гибели конкретной вещи прекращается далеко не всегда (род не гибнет). К то­му же оно обычно выступает формой эквивалентного товарно-денежного отношения, в котором немыслима связка: я имею право только делать нечто, а ты обязан это терпеть. Подобные отношения следует регулировать вещным правом.

Право собственности как самое широкое из всех вещных прав наиболее подроб­но урегулировано в Основах. Нужно приветствовать отказ от расплывчатого понятия «коллективная собственность» и переход, по примеру российского законодательства, к использованию термина «право собственности юридического лица». Подобный под­ход более предпочтителен с точки зрения как юридической техники (прямая отсылка к нормам о юридических лицах вместо детальной и никому не нужной расшифровки понятия коллективной собственности), так и цивилистической доктрины (в частности, ее вывода о том, что одной из характерных черт юридического лица является при­знание за ним права собственности или иного многокомпонентного вещного права, без наличия которых не может быть имущественной обособленности). И здесь нельзя обойти вниманием отраженную в гл. 2 Основ классификацию юридических лиц, да­ваемую с точки зрения права собственности.

В соответствии с п. 2 ст. 11 Основ в отношении обособленного имущества юри­дического лица его учредители (участники) могут как сохранять определенные права (обязательственные или вещные), так и не сохранять их. Иными словами, все юри­дические лица классифицированы в зависимости от права на их имущество, при­надлежащего учредителю. Соответственно есть юридические лица, которые сами являются собственниками принадлежащего им имущества (относящиеся главным образом к типу корпораций, союзов лиц), и есть обладатели права полного хозяй­ственного ведения или оперативного управления (учреждения или предприятия, соз­данные их собственниками). В основу такого деления положен принцип: не может быть двух полных прав собственности на одну и ту же вещь. Если одно из вещных прав — право собственности, то второе — право на чужую вещь. И все-таки остают­ся некоторые сомнения. Вряд ли экономически обоснованно квалифицировать право товаропроизводителя в качестве права на чужую вещь. С хозяйственной точки зре­ния оно должно быть правом на свою вещь, т. е. правом собственности, в которое может превратиться лишь в результате приватизации. Иными словами, перспектива сохранения за государственными и муниципальными предприятиями всего лишь права полного хозяйственного ведения представляется туманной. Со временем по­добных предприятий будет все меньше и меньше. Долгую жизнь сможет прожить, по-видимому, только право оперативного управления, закрепляемое за учреждениями (да и здесь остаются известные сомнения). Это лишний раз доказывает грандиоз­ность учения А. В. Венедиктова о праве оперативного управления.

Говоря о юридических лицах, на имущество которых учредители сохраняют лишь обязательственные права, Основы никак не называют этих последних и не раскрывают их содержания. Между тем они представляют собой обычные права членства, вытекающие из обязательства, оформленного учредительными документами о создании юридического лица. Права членства по крайней мере включают в себя: а) право на участие в управлении; б) право на долю (вклад) в имуществе юриди­ческого лица (включая право на получение ликвидационного остатка), а также в) право на долю прибыли, распределяемую пропорционально вкладам или иным способом (по соглашению сторон). Сохранение за учредителями всего лишь обяза­тельственных прав укрепляет положение самого юридического лица — собственника имущества. Принадлежащее этому лицу право собственности как бы перекрывает по содержанию отдельные права членства. Но так происходит далеко не всегда. Пред­ставим себе акционерное общество, в котором все 100% акций принадлежат госу­дарству. Чем оно отличается от обычного государственного предприятия? Фактически ничем. Но с юридической точки зрения налицо существенные различия. Первое — собственник, второе — обладатель права полного хозяйственного ведения чужой вещью. Учредитель первого имеет лишь право членства, но оно сравнимо по объему и мощи с правом собственности государства на имущество государственного пред­приятия. Подобное различие организационно-правовых форм, вовсе не отражающее сути лежащих в их основе общественных отношений, проведено без каких-либо ого­ворок. Между тем было бы в высшей степени полезным приравнять к государствен­ным предприятиям акционерные общества (товарищества), где доля государства превышает по крайней мере 50%, особенно в части применения к ним п. 3 ст. 15 (об ответственности собственника за банкротство созданного им юридического лица), ст. 16 и 17 Основ и т. д.

Среди юридических лиц, на имущество которых их учредители (участники) не сохраняют имущественных прав, указаны благотворительные и иные фонды (ч. 4 п. 2 ст. 11 Основ). Но «фондом» может быть названо и финансируемое собственником учреждение, которое наделяется всего лишь правом оперативного управления (п. 1 ст. 48 Основ). Следовательно, встает вопрос о содержании «финансирования». В фонд могут поступать постоянные пожертвования одного лица, оформляемые в виде да­рения, но это не будет «финансированием». Последнее не должно сопровождаться переходом права собственности, ибо только в этом случае данное юридическое лицо может быть признано носителем права оперативного управления (учреждением). Еще более неопределенно правовое положение фонда, учрежденного одним лицом и им же (и только им) финансируемого. Сохраняет ли этот фонд право собственности или нет, в данном случае не имеет значения. Будучи благотворительным, он попадает в зависимость от своего «донора» и как собственник, и как оперативный управитель.

Нуждается в осмыслении также и дуализм прав на имущество учреждения, за­нимающегося коммерческой деятельностью. По смыслу ст. 48 Основ выходит, что вверенное собственником учреждению имущество принадлежит ему на праве опера­тивного управления, а приобретенное в результате предпринимательской деятельно­сти —- на праве полного хозяйственного ведения. Но занятие коммерцией требует и специфической внутренней организации, которой учреждение не имеет. Поэтому предоставление учреждению права полного хозяйственного ведения будет сопровож­даться либо нерациональным использованием полученных доходов, либо обращением их в свою пользу руководителями учреждения. Последнее может оказаться ничем иным, как легализованной коррупцией, когда выполняемые государственным учрежде­нием функции властвования будут поставлены в зависимость от пополнения его предпринимательского дохода теми лицами, которые получили от учреждения необ­ходимые им решения (лицензии, права пользования государственным имуществом и проч.). Как видно, и здесь модель права полного хозяйственного ведения, этот перестроечный паллиатив, не работает как нужно.

Провозглашенное в ч. 1 п. 2 ст. 44 Основ правило о том, что особенности правового режима имущества в зависимости от того, в собственности какого субъек­та оно находится, могут устанавливаться лишь в случаях, предусмотренных законо­дательными актами, не получило должного развития даже в самом тексте Основ. В ст. 51—53, как и в прежнем законодательстве, отдельной регламентации подверг­лись право собственности гражданина, юридического лица и государства. Причем по-прежнему перечисляются отдельные категории объектов, принадлежащих одному и тому же субъекту. Если же следовать идее единства института права собственно­сти, подобное перечисление бессмысленно. Достаточно поместить общую главу об объектах, а в развитие ее — нормы, запрещающие тем или иным субъектам иметь на праве собственности определенные вещи. Игнорирование подобного построения раздела о праве собственности не позволило сделать более содержательными общие положения.

Скачать файл: