Проблемы гражданско-правового регулирования международной купли-продажи товаров

Социология и экономика, Общие вопросы гражданского права, Новости 2002

И.В. Елисеев защитил кандидатскую диссертацию по теме «Проблемы гражданско-правового регулирования международной купли-продажи товаров» 7 июня 2002 г. в Санкт-Петербургском государственном университете (специальность 12.00.03. — гражданское право; предпринимательское право; семейное право; международное частное право). Его научным руководителем был д.ю.н. проф. В. А. Мусин, а оппонентами — д.ю.н., проф. А. Л. Маковский и к.ю.н. Д. В. Нефедов.

Общая характеристика работы

Актуальность темы исследования. Радикальные перемены экономического строя Российской Федерации, происшедшие в последнее десятилетие, повлекли за собой серьезные изменения во всей системе отечественного права, в том числе — гражданского. Однако процесс его адаптации к новым реалиям жизни во многом еще не завершен. Это в полной мере относится и к международному частному праву России и, в первую очередь, к праву внешней торговли.

Нормативные акты, регулирующие отношения в сфере внешней торговли, фрагментарны и в основном нацелены на определение пределов государственного вмешательства во внешнеэкономическую деятельность, т. е. носят публично-правовой характер. Основной массив юридической литературы по праву внешней торговли также посвящен исследованию публично-правовых аспектов этой деятельности — валютного, экспортного, таможенного регулирования. В науке международного частного права последних лет наметился значительный интерес к изучению комплексного характера правового регулирования внешней торговли, к анализу функционального взаимодействия норм различной отраслевой принадлежности. В результате этого исследование собственно цивилистических проблем отношений во внешней торговле отходит на второй план.

Коллизионное регулирование внешнеэкономических отношений до сих пор опирается на устаревший материал Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик 1991 года. Юридико-технические и даже концептуальные недостатки раздела VII Основ, содержащего нормы международного частного права, подвергались серьезной критике в юридической литературе. Проект раздела VII части третьей Гражданского Кодекса Р Ф призван заменить соответствующие нормы Основ, однако и он не свободен от ряда недостатков. Наука международного частного права все более склонна рассматривать предмет своего исследования в качестве самостоятельной отрасли права. Тем самым искусственно разрывается предметная и методологическая связь этого правового феномена с гражданским правом, в рамках которого только и возможно адекватное правовое регулирование имущественно-стоимостных и личных неимущественных отношений, в том числе — с иностранным элементом. В связи с этим особую важность приобретает точное определение правовой природы и отраслевой принадлежности норм международного частного права в системе российского права.

Интернационализация хозяйственной жизни во второй половине ХХ века выступает одним из ведущих факторов мирового развития. Её отражением в праве стала усиливающаяся тенденция к унификации и гармонизации национальных законодательств о внешней торговле. При этом особое внимание мировое сообщество уделяет регулированию договора купли-продажи как основного правового инструмента опосредования внешней торговли.

Одним из наиболее удачных результатов унификации норм о купле-продаже стала Конвенция ООН о договорах международной купли-продажи товаров от 11 апреля 1980 года, участником которой является и Россия. На сегодняшний день Венская конвенция объединяет 57 стран мира, товарные потоки между которыми составляют две трети мирового товарооборота. К сожалению, в нашей стране интерес к исследованию этого акта заметно ниже, чем в большинстве других стран-участниц, соответственно, невелик и общий объем литературы, посвященной Конвенции. Следует отметить и тот факт, что многие исследователи Конвенции, основываясь на ее особом месте в национальной системе права, полностью выводят ее за рамки гражданского права. Отказ от использования понятийного аппарата, логики и традиций толкования, присущих отечественной цивилистике, существенно обедняет результаты соответствующих научных исследований. Но даже в тех случаях, когда Конвенция изучается в русле частно-правовой традиции, ее анализ проводится, как правило, вне связи с нормами ГК РФ. Между тем, положения ГК о купле-продаже играют значительную роль в регулировании внешнеторговых обязательств. Это происходит как в тех случаях, когда они восполняют пробелы Венской конвенции, так и в ситуациях, когда Конвенция в целом или ее отдельные положения неприменимы к тому или иному внешнеторговому договору. При систематическом и логическом толковании норм Венской конвенции также невозможно игнорировать соответствующие положения ГК РФ. В связи с этим анализ проблем соотношения норм Конвенции ООН 1980 г. с положениями нового ГК РФ представляется весьма актуальной задачей.

Таким образом, целью диссертационной работы выступает исследование широкого круга проблем, возникающих в сфере гражданско-правового регулирования обязательств из договоров международной купли-продажи товаров.

Предметом диссертационной работы являются:

  • анализ основных источников гражданско-правового регулирования обязательств из договора международной купли-продажи товаров и практики их применения;
  • исследование особенностей коллизионного регулирования указанных отношений и правовой природы соответствующих коллизионных норм;
  • анализ признаков внешнеторгового договора и определение на этой основе его понятия;
  • исследование понятия договора международной купли-продажи товаров и отграничение его от некоторых смежных внешнеторговых договоров;
  • анализ содержания договора международной купли-продажи товаров с целью определения пробелов и юридико-технических дефектов правового регулирования, а также выработки предложений de lege ferenda.

Методологической основой исследования выступает диалектическая логика в ее материалистической трактовке как ведущий общенаучный метод и ряд частно-научных методов: сравнительно-правовой, системного анализа и формально-логический.

Теоретическую основу диссертационного исследования составляют работы известных советских и российских цивилистов, коллизионистов и теоретиков права: С. С. Алексеева, М. М. Богуславского, В. Ф. Болингера, М. И. Брагинского, М. И. Бруна, Г. М. Вельяминова, А. В. Венедиктова, В. В. Витрянского, Л. Н. Галенской, Д. М. Генкина, Г. К. Дмитриевой, Н. Д. Егорова, И. С. Зыкина, О. С. Иоффе, А. С. Комарова, О. А. Красавчикова, С. Б. Крылова, Т. Л. Левшиной, Л. А. Лунца, А. Л. Маковского, К. И. Малышева, Ф. Ф. Мартенса, Н. И. Марышевой, Д. И. Мейера, В. П. Мозолина, В. А. Мусина, И. Б. Новицкого, И. С. Перетерского, В. С. Позднякова, Д. Ф. Рамзайцева, М. Г. Розенберга, О. Н. Садикова, Е. А. Суханова, Ю. К. Толстого, Е. Т. Усенко, Р. О. Халфиной, М. Д. Шаргородского, Г. Ф. Шершеневича, Л. С. Явича и других авторов. При написании работы также широко использовались труды таких западных коллизионистов как: П. Атия, М. И. Бонэлл, В. Бэр, А. М. Гарро, А. Дайси, Б. Зеллер, Я. С. Зигель, Р. Лёве, Л. Раапе, Е. Рабель, Г. Рейнхарт, П. Уиншип, Е. А. Фарнсуорт, Ф. Феррари, Г. М. Флечтнер, Д. О. Хоннольд, Д. Чешир, П. Шлехтрейм, К. Шмиттгофф, Ф. Эндерлейн и других.

Диссертационное исследование выполнено на основе действующего законодательства Российской Федерации, ряда международно-правовых актов в области внешней торговли, а также опубликованной практики Международного Коммерческого Арбитражного Суда при Торгово-промышленной палате РФ, коммерческих и арбитражных судов стран-участниц Конвенции ООН 1980 года.

Научная новизна исследования заключается в том, что в работе:

  • исследована методология анализа понятия и признаков внешнеторгового договора и предложены пути его совершенствования;
  • дан сравнительный анализ основных положений Конвенции ООН 1980 г. и соответствующих им норм ГК РФ;
  • проанализирована обширная зарубежная и отечественная практика применения Конвенции ООН 1980 г. и на этой основе предложены соответствующие толкования дискуссионных положений Конвенции;

В частности, на защиту выносятся следующие основные выводы и положения диссертационного исследования:

  1. коллизионные и материальные нормы, как национального, так и международно-правового генезиса, регулирующие обязательства из внешнеторговых договоров, входят в состав гражданского права как отрасли права и не образуют самостоятельной базовой отрасли — международного частного права, за которым признается статус учебной и научной дисциплины;
  2. утвердившаяся сегодня в доктрине методология исследования понятия и признаков внешнеторгового договора неадекватна общему уровню развития правовой науки, ибо основана на т.н. «неполной» или «популярной» индукции как основном способе умозаключений. Существенное повышение уровня научной достоверности полученных результатов возможно лишь при условии дополнения индукции дедуктивным методом исследования проблемы, а также в результате выхода за пределы формально-логического в область содержательного изучения природы внешнеторговых договоров и лежащих в их основе экономических отношений;
  3. возмездность консенсуального договора нетождественна его взаимному (синаллагматическому) характеру. В качестве возмездных выступают лишь такие соглашения, по которым предоставление одной стороны обусловливает и, в свою очередь, обусловлено встречным предоставлением другой стороны, причем оба эти предоставления в совокупности и составляют предмет договора. Таким образом, возмездный консенсуальный договор всегда является двусторонне-обязывающим (взаимным), но не всякий взаимный договор возмезден;
  4. коммерческий (предпринимательский) характер внешнеторгового договора не сводим к цели извлечения прибыли, поскольку такая цель может характеризовать лишь предпринимательскую деятельность в целом, но не отдельную торговую операцию (сделку). В связи с этим под коммерческим характером внешнеторгового договора понимается такая его специфическая цель, которая состоит в производительном потреблении товара, не связанном с уничтожением его (товара) стоимости. В процессе производительного потребления товар либо сохраняет свою стоимость (в результате перепродажи), либо переносит ее на другие товары (в процессе производства);
  5. с учетом сказанного проанализированы признаки внешнеторгового договора и определено его понятие как соглашения сторон, имеющих различную государственную принадлежность, об установлении, изменении или прекращении гражданских прав и обязанностей в целях производительного потребления товара, не связанного с уничтожением его стоимости, либо обслуживания производительного потребления объектов иных сделок;
  6. определены признаки договора международной купли-продажи товаров — возмездность, бесповоротная смена собственника товаров и обусловленная этим уплата покупной цены в виде денежной суммы — и предложены критерии его отграничения от некоторых смежных институтов гражданского права;
  7. проведен сравнительный анализ существенных условий договоров международной купли-продажи товаров, как регулируемых Конвенцией 1980 г., так и подпадающих под действие норм ГК РФ. При этом предмет договора международной купли-продажи, регулируемого Венской Конвенцией, определяется через понятие товара как движимой телесной вещи. За ценой указанного договора, по общему правилу, не признается значения существенного условия;
  8. на основе анализа понятий обычаев и деловых обыкновений дается правовая характеристика положений Международных правил толкования коммерческих терминов «ИНКОТЕРМС» и Принципов международных коммерческих договоров УНИДРУА как деловых обыкновений ненормативного характера. Однако это не исключает существования в практике международной торговли ряда аналогичных по содержанию обычно-правовых норм;
  9. в результате автономного толкования положений Конвенции ООН 1980 г. с учетом практики её применения в России и других странах-участницах Конвенции, предлагается толкование ряда дискуссионных норм Конвенции;
  10. на основе исследования содержания обязанностей сторон по договору международной купли-продажи предлагается ряд мер по совершенствованию действующего законодательства.

Практическая значимость исследования заключается в том, что содержащиеся в нем положения могут быть использованы при совершенствовании российского гражданского законодательства, регулирующего обязательства из договоров международной купли-продажи (и купли-продажи вообще). Ряд выводов диссертационного исследования может быть применен в правоприменительной практике судебных и арбитражных органов, а также в процессе преподавания курсов гражданского и международного частного права.

Апробация результатов исследования. Диссертация подготовлена на кафедре гражданского права Санкт-Петербургского государственного университета, где проведено ее рецензирование и обсуждение. Основные положения исследования изложены в опубликованных работах. Материалы исследования используются автором в процессе чтения лекций и проведения практических занятий на юридическом факультете Санкт-Петербургского государственного университета.

Структура диссертационной работы обусловлена предметом исследования. Диссертация состоит из введения, трех глав, объединяющих одиннадцать параграфов, и списка использованной литературы.

Содержание работы

Во введении обоснована актуальность темы, определяются цели и предмет исследования, показана его научная новизна и практическая значимость, сформулированы основные положения, выносимые автором на защиту.

Глава 1 «Понятие и правовое регулирование внешнеторговых договоров» посвящена анализу системы источников и методов правового регулирования внешнеторговых договоров и определению их общего понятия.

В первом параграфе автор исследует наиболее общие проблемы регулирования отношений, осложненных иностранным элементом.

В идеальной ситуации право распространяет свое действие на всех подчиненных ему лиц, находящихся в данное время на данной территории, а также не содержит двух разных правил по одном и тому же предмету. Эти субъектные, временные, пространственные и логические пределы действия права в то же время выступают и условием, и самим способом его существования. Для точного определения этих пределов и разрешения коллизий между правовыми нормами в каждой отрасли права давно разработан соответствующий юридический инструментарий, представленный как нормативным материалом, так и общепринятыми правилами его толкования.[1]

Международное общение неизбежно порождает комплекс дополнительных юридических проблем, связанных с тем, что национальное право вынуждено регулировать отношения, выходящие за границы отечества. «Обычных», стандартных способов, используемых для определения пределов действия норм национального права, для разрешения этой коллизии уже недостаточно. Так в традиционном бытии национальной правовой системы появляется еще одно измерение, еще один предел ее действия — международный, который и обусловливает необходимость существования коллизионного права. Нормы этого правового образования дополняют стандартные механизмы субъектного, пространственного, временного и логического действия права.

Автор полемизирует с утвердившимся в современной науке международного частного права мнением о том, что его нормы образуют самостоятельную отрасль российского права, однопорядковую с другими базовыми отраслями: гражданским, административным и т. д. (причем ядром этой отрасли выступают коллизионные нормы).

Рассматривая традиционные представления о двучленной структуре коллизионной нормы — «объем — привязка», — автор обращает внимание на их несоответствие положениям общей теории права: место санкции в структуре коллизионной нормы вакантно. Действительно, в составе традиционно понимаемого международного частного права сложно отыскать санкции за несоблюдение его правовых предписаний. В рамках представлений об автономном существовании международного частного права это представляется парадоксом: санкции правовых норм одной отраслевой принадлежности принадлежат к другим отраслям права! Но ведь санкция призвана обеспечивать те или иные нормы или группы норм права, частью которых она является. В ее отсутствие правовое предписание утрачивает свои нормативные свойства и переходит в разряд иных (неправовых) социальных регуляторов, например, морали.

Сказанное автор полагает аргументом в пользу вывода о том, что коллизионные нормы международного частного права не имеют самостоятельного значения (и существования) в отрыве от соответствующих им материально-правовых норм.

Автор рассматривает систему права в категориях теории системно-структурного анализа. При этом система понимается как единство субстрата, т. е. элементов системы (правовых норм) и структуры, т. е. совокупности связей между элементами, причем именно последняя является наиболее стабильным во времени моментом системы и в долгосрочной перспективе оказывает определяющее влияние на ее свойства. Основным видом связи между элементами правовой системы является отношение корреляции (т.е. связь соответствия, непротиворечивости, взаимообусловленности, синхронности), которое проявляется в согласованности действия норм во времени, пространстве, по кругу лиц и содержанию (смыслу). Вне такого согласования, т. е. в отсутствие коррелятивных связей, ни существование права как системы, ни отрасли права как подсистемы в принципе невозможно. В этом контексте автор рассматривает нормы коллизионного права как необходимый элемент системы отраслевого регулирования, обеспечивающий ее непротиворечивость. Этот элемент абсолютно необходим для нормального существования системы материального (в том числе — гражданского) права и не может быть выделен из нее в какое-либо автономное правовое образование.

Автор полностью разделяет доктринальное положение о том, что основными критериями деления правовой системы на базовые отрасли выступают предмет и метод правового регулирования, а также предлагает ряд дополнительных аргументов в поддержку этой позиции.

Исследуя предмет традиционно понимаемого международного частного права — отношения частно-правового характера, осложненные иностранным элементом, — автор приходит к выводу о том, что эта формулировка обозначает предмет отрасли гражданского права (и не только его). Наличие же иностранного элемента в отношении никогда не рассматривалось цивилистами как непреодолимое препятствие для его регулирования гражданским правом. Таким образом, попытки ряда коллизионистов определить предмет международного частного права через предмет гражданского права очевидно противоречат самой идее о самостоятельности этой «отрасли».

В то время как гражданское право регулирует имущественно-стоимостные и личные неимущественные отношения, коллизионное право «само по себе» этих отношений вообще не касается. Оно лишь позволяет выбрать то или иное компетентное национальное гражданское право, т. е. регулирует, строго говоря, лишь процесс выбора применимого гражданского права.

По мнению автора, коллизионное право не обладает и каким-либо особым методом правового регулирования. Ведь метод — это определенный способ воздействия на общественные отношения, правовой режим, присущий данной отрасли права. Но коллизионное право само по себе общественных отношений не регулирует. Соответственно, и т.н. «коллизионный метод» — совокупность способов выбора права — не является методом правового регулирования в строгом смысле слова. В противном случае пришлось бы признать, например, «методом» гражданского права известную формулу «lex specialis derogat generali» или правило о «переживании» закона и аналогичные им.

Таким образом, в результате исследования автор приходит к выводу о том, что коллизионное право не образует самостоятельной базовой отрасли права, однопоряд­ковой, например, с уголовным или административным правом, поскольку не обладает собственным предметом и методом правового регулирования. Совокупность коллизионных норм (традиционно именуемая коллизионным правом) занимает свое важное место в системе отрасли гражданского права, но не образует в ней особой правовой структуры (подотрасли или института). В зависимости от объема соответствующей коллизионной нормы она входит в состав той или иной подотрасли гражданского права, обеспечивая ее применение к отношениям с иностранным элементом.

В состав традиционно понимаемого международного частного права, наряду с коллизионным правом, принято включать также и материально-правовые нормы, правовая природа которых исследуется в работе. При этом автор основное внимание уделяет двум международно-правовым актам универсального характера обязательным для России в сфере внешней торговли: Конвенции ООН 1980 г. и Соглашению об общих условиях поставок СНГ 1992 г. (ОУП СНГ). Автор обращает внимание на некорректность существующих представлений о равной юридической силе всех международных договоров Российской Федерации (которая одинаково превосходит силу национальной правовой нормы), основанных на буквальном толковании абз. 2 п. 2 ст. 7 ГК РФ.

Система международно-правовых актов, также как и актов национального законодательства, определенным образом структурирована, упорядочена по их юридической силе. Из анализа п. 2 ст. 3 Федерального закона «О международных договорах Российской Федерации» от 15 июля 1995 г. автор заключает, что международный договор, не противоречащий нормам закона, может быть заключен Правительством Р Ф, а договор, не противоречащий нормам закона и постановлениям Правительства, может заключаться соответствующим министерством или ведомством. На этой основе выстраивается упорядоченная система международных договоров РФ, различающихся по своей юридической силе.

Конвенция ООН 1980 г. была заключена СССР путем ратификации ее Верховным Советом и, следовательно, имеет силу закона (а точнее — обладает приоритетом перед прочими федеральным законами, включая и ГК РФ, уступая лишь Конституции Р Ф и конституционным законам). Соглашение об ОУП СНГ принималось от имени Правительства Р Ф и обладает соответствующей юридической силой, т. е. приоритетом над всеми другими подзаконными актами (однако уступает в силе федеральным законам и международным договорам, имеющим силу закона). На этой основе автор делает вывод о том, что при прочих равных условиях Венская конвенция имеет преимущество перед ОУП СНГ как акт более высокой юридической силы.

Диссертант отмечает, что международно-правовые акты вводятся в состав внутренней правовой системы в результате их санкционирования органами законодательной или исполнительной власти. Этот процесс трансформации международно-правовых норм в национально-правовые абсолютно необходим, поскольку сами по себе нормы международного права неспособны напрямую регулировать внутригосударственные отношения. Ведь их цель — связать взаимными правами и обязанностями государства -субъекты международного права. Значит, акты международного права до момента их трансформации в национально-правовые предписания вообще не относятся к системе национального права и, соответственно, не могут входить в состав источников международного частного права.

Обязательность международно-правовых норм для субъектов права того или иного государства обусловлена именно фактом их трансформации, т. е. санкционирования внутренним правом. Таким образом, именно внутренние нормы, санкционирующие введение международной нормы в состав национального права, и являются «внешней формой юридического существования норм международного договора в национальном праве».[2] Отраслевая принадлежность этих норм никак не связана со спецификой их источников. Такая специфика существует лишь до момента их трансформации. После нее акты международного права занимают свое место в ряду обычных законов, постановлений Правительства или актов министерств и ведомств.

Лишь исследование предмета регулирования дает четкие ориентиры отнесения норм внутреннего права, имеющих международный генезис, к той или иной отрасли. Нормы, регулирующие имущественные и личные неимущественные отношения между взаимно неподчиненными субъектами права различных государств, входят в состав гражданского права, а какие-либо основания для вывода об образовании на базе норм международного происхождения особой национальной отрасли международного частного права отсутствуют.

Наряду с международно-правовыми актами, в составе любой национальной правовой системы имеются положения, специально предназначенные для прямого, непосредственного регулирования отношений с иностранным элементом. Часть из них носит публично-правовой характер, другие имеют гражданско-правовую природу. Можно ли утверждать, что эти нормы национального права входят в состав международного частного права как самостоятельной отрасли? Автор обосновывает отрицательный ответ и на этот вопрос.

Таким образом, рассмотрев основные структурные элементы, которые доктрина включает в состав международного частного права — коллизионные нормы, международно-правовые унифицированные нормы материального права и материальные нормы внутреннего права, — автор приходит к выводу о том, что ни один из этих элементов (ни по отдельности, ни в каком-либо сочетании) не образует самостоятельной отрасли права. Значит, в любом своем возможном составе международное частное право не обладает таким уровнем юридической автономии, который позволил бы говорить о существовании базовой отрасли права.

В работе исследуется еще один важный источник норм, регулирующих международную торговлю, — обычаи и обыкновения. Обычай в строгом смысле слова традиционно признается источником права, тогда как обыкновение не имеет обязательной юридической силы и может регулировать отношения сторон лишь при наличии соответствующей отсылки к нему в договоре.

Одна из основных проблем, возникающих в ходе применения обычно-правовых норм, — это определение их соотношения с нормами закона. На основе анализа статей 5, 6, 421 и 422 ГК РФ автор выстраивает следующую иерархию правовых регуляторов договорных отношений в зависимости от их юридической силы:

  • императивные нормы законодательства;
  • нормы, установленные соглашением сторон;
  • диспозитивные нормы законодательства;
  • обычаи делового оборота;
  • применение норм законодательства по аналогии закона;
  • применение норм законодательства по аналогии права.

Диссертант обращает внимание на ошибочность буквального толкования термина «обычай», которым оперирует ст. 7 Венской конвенции. Исследование английского и французского текстов Конвенции ООН 1980 г. дает основания для вывода о том, что термин «обычай» в русском тексте Конвенции означает в действительности не правовую норму, а деловое обыкновение ненормативного характера. Юридическая сила этого обыкновения основывается лишь на том, что стороны включили его (явно или подразумеваемым образом) в состав своего воле­изъявления по договору.

В работе исследуются наиболее известные и широко используемые на практике кодификации «обычаев международной торговли»: международные правила толкования коммерческих терминов ИНКОТЕРМС 2000 г. и Принципы международных коммерческих договоров (Принципы УНИДРУА) 1994 г. В отечественной доктрине сложилось однозначное представление о правовой природе ИНКОТЕРМС и Принципов УНИДРУА как актов ненормативного характера. Разделяя в принципе это положение, автор считает нужным уточнить его смысл. Ведь отсутствие нормативного характера у неофициальных кодификаций и унификаций обычаев международной торговли не следует понимать так, что и сами обычные правила, инкорпорированные в такие акты, не могут иметь обязательной юридической силы. Дело в том, что, если тот или иной международно-правовой или национальный обычай закрепляется в унификационном акте, это не означает, что обычай перестает существовать как неписаное правило поведения. Более того, сам текст этого акта, излагающий содержание обычая, не становится внешней формой его выражения, «источником» обычая. Будучи общепризнанным правилом поведения, обычай существует сам по себе, независимо от каких-либо его кодификаций, как установившийся фактический порядок действий. И внешней формой выражения, и способом существования, и основанием юридической силы обычая является само единообразное устойчивое поведение сторон, сложившееся в результате многократного повторения одних и тех же моделей, стереотипов деятельности. Кодификация обычаев облегчает лишь процесс установления их точного содержания, но ничего не прибавляет им (как и не убавляет!) в смысле юридической обязательности.

И Принципы УНИДРУА, и ИНКОТЕРМС объединяют значительное число правил, которые автор подразделяет на две большие группы: правила, аналогичные соответствующим деловым обыкновениям, принятым во внешней торговле, а также правила, воспроизводящие содержание собственно обычаев. Установив во внешнеторговом договоре ссылку на те или иные положения ИНКОТЕРМС или Принципов УНИДРУА, стороны включают в состав своего волеизъявления соответствующие обыкновения или обычаи в формулировке ИНКОТЕРМС или УНИДРУА, т. е. придают им статус договорных условий. Но что произойдет, если такой ссылки, ни явной, ни подразумеваемой, в контракте не будет? Очевидно, что обыкновения в этом случае к отношениям сторон применяться не будут. Тогда как обычай нормативного характера от отсутствия ссылки на него ничуть не пострадает и будет регулировать обязательства сторон с учетом, разумеется, его места в иерархии регуляторов договорных отношений.

Второй параграф главы 1 посвящен анализу понятия внешнеторгового договора.

Автор исследует как доктринальные, так и легальные (отечественные и зарубежные) дефиниции внешнеторговых договоров (сделок). Такие признаки внешнеторговых сделок, как имущественный тип отношений между сторонами, возмездность, эквивалентность, оплата товара в иностранной валюте не могут быть положены в основу соответствующего понятия, поскольку они либо не отражают специфики внешнеторговых договоров, либо свойственны не всем из них.

Автор выступает против включения в понятие внешнеторгового договора такого признака как пересечение товаром границы. Ведь его использование исключает из числа внешнеторговых такие договоры, по которым товар вообще не пересекает границу: например, при продаже товара после выставки в стране покупателя или со склада продавца в стране покупателя. Если же считать, что и в этих случаях ввоз-вывоз товара за границу имеет место (т.е. понимать пересечение товаром границы в «широком, экономическом смысле»), то придется согласиться с тем, что при продаже товара со склада в стране покупателя юридически значимым для квалификации сделки будет пересечение товаром границы (завоз на склад), происшедшее до заключения договора. Подобный вывод представляется автору нелогичным, ибо означает, что любые сделки с товаром, когда-либо пересекавшим границу, должны считаться внешнеторговыми.

Кроме того, разнообразие внешнеторговых договоров не исчерпывается одной лишь куплей-продажей. Все большее значение в мировой торговле приобретают договоры подряда и оказания услуг. Как интерпретировать факт пересечения границы объектами этих сделок? Автор обращает внимание на серьезные проблемы, возникающие при попытке установить момент пересечения границы, например, экспортными услугами. Причина этого очевидна: определение местонахождения в пространстве возможно лишь в отношении материальных объектов, обладающих физической протяженностью, т. е. вещей. Тогда как все попытки локализовать процесс осуществления какой-либо деятельности (оказания услуг) в лучшем случае выльются в определение местонахождения лица, осуществляющего эту деятельность. То же самое в принципе можно сказать и о продаже имущественных прав и других «бестелесных» объектов, для которых факт пересечения границы не имеет никакого физического смысла.

Автор разделяет взгляды проф. В. А. Мусина на внешнеторговые сделки как сделки, совершаемые в коммерческих целях лицами различной государственной принадлежности,[3] и предлагает ряд дополнительных аргументов в поддержку этой позиции.

Исследуя различные иностранные элементы в правоотношении — в субъектном составе, предмете, содержании обязательства, в юридических фактах, лежащих в его основе, — автор приходит к выводу о том, что лишь наличие иностранного контрагента необходимо обусловливает квалификацию договора в качестве внешнеторгового. Однако определение государственной принадлежности сторон внешнеторгового договора представляет значительную сложность. Автор анализирует различные критерии определения государственной принадлежности юридических лиц — места инкорпорации, «оседлости» юридического лица, теории «контроля», «центра эксплуатации», места осуществления предпринимательской деятельности («place of business») — и приходит к выводу о том, что ни один из них не в состоянии в принципе решить проблему. Даже в рамках одной национальной правовой системы разграничение отечественных и иностранных субъектов права может осуществляться с использованием различных критериев. Так, наряду с использованием признака места инкорпорации в российском гражданском праве, в налоговом законодательстве применяется критерий «места экономической деятельности» предпринимателя, а валютное законодательство по ряду вопросов руководствуется местонахождением юридического лица.

Таким образом, учитывая условность, конвенциональность этих, равно как и других возможных признаков различной государственной принадлежности сторон, автор полагает нецелесообразным в определении внешнеторгового договора детализировать разногражданство контрагентов через какие-либо частные критерии его определения.

Отнюдь не любой договор с иностранным контрагентом является внешнеторговым. Поскольку право, как и государство, признано сохранять и развивать существующий способ производства, господствующую систему общественных отношений, постольку оно регулирует лишь наиболее значимые для реализации этой цели отношения. Значит, применительно к сфере внешней торговли перед исследователем встает вопрос о том, какие материальные отношения в этой области оказываются наиболее важными для государства, иначе говоря, какие цели преследует государство, придавая данным отношениям юридическую форму?

Регулируя рыночные отношения во внешней торговле, государство, строго говоря, регулирует лишь ту часть отношений, которая является определяющей как для этой сферы обращения, так и для существования экономической системы в целом. Нет никакой реальной возможности подчинить правовому регулированию процесс потребления миллиардов различных материальных благ, осуществляемый ежечасно миллионами людей. Да в этом нет и необходимости, поскольку в результате потребления большинство товаров окончательно исключается из цепочки воспроизводства, т. е. потребляется в бытовых, непроизводственных целях.

Иначе обстоит дело с товарами, потребление которых дает начало новому циклу процесса производства или продолжает процесс обращения. Так, товары, приобретаемые для последующего применения в производстве (средства производства и предметы труда), участвуют в процессе создания добавленной (по Марксу — прибавочной) стоимости, которая далее обращается в прибыль. Товары, приобретаемые для последующей перепродажи, в процессе этой перепродажи реализуют уже имеющуюся добавленную стоимость в прибыль. И в том, и в другом случае товары приобретаются для производственного потребления в целях получения прибыли. Тогда как в бытовых сделках купленные товары (независимо от их обычного назначения или объема покупки) используются для личного, непроизводительного потребления, т. е. в создании добавленной стоимости не участвуют и прибыли потребителю не приносят.

В результате исследования автор приходит к выводу о том, что именно коммерческий, предпринимательский характер отношений во внешней торговле является вторым (наряду с разногражданством контрагентов) фактором, обусловливающим специфику их правового регулирования. Однако о цели извлечения прибыли можно говорить лишь применительно к торговым сделкам вообще, но никак не к конкретной, отдельно взятой сделке. На уровне единичной торговой операции цель извлечения прибыли утрачивает объективный характер и становится далеко не безусловной (например, при продаже товаров по демпинговым ценам). В отношении конкретной торговой сделки, следовательно, можно с уверенностью сказать, что она совершается в целях производительного потребления материальных благ (вещей, работ, услуг и т. д.) или иных результатов человеческой деятельности либо обслуживания производительного потребления объектов иных сделок.

С учетом сказанного, автор определяет внешнеторговый договор как соглашение сторон, имеющих различную государственную принадлежность, об установлении, изменении или прекращении гражданских прав и обязанностей в целях производительного потребления товара, не связанного с уничтожением его стоимости, либо обслуживания производительного потребления объектов иных сделок.

Глава 2 «Понятие и признаки договора международной купли-продажи» открывается первым параграфом, в котором автор исследует вопрос о месте договора международной купли-продажи в системе обязательств по возмездному отчуждению имущества.

Автор выступает против распространенного в доктрине отождествления договора международной купли-продажи с договором поставки по ГК РФ. Так, предприниматель выступает продавцом не только по договору поставки, но и во многих других разновидностях купли-продажи: энергоснабжении, контрактации, продаже предприятия, розничной купле-продаже, поставке для государственных нужд и т. д. Целевое назначение имущества, являющегося предметом договора, одинаково в договорах поставки (в том числе — для государственных нужд), контрактации, продажи предприятия. Во всех этих случаях товары не предназначены для личного (семейного, домашнего) использования, а значит, нет никаких оснований отдавать предпочтение поставке как аналогу международной купли-продажи перед другими разновидностями договора купли-продажи. Сходство предметов сравниваемых договоров окажется еще более эфемерным, если вспомнить, что отношения по продаже сельскохозяйственной продукции ее производителем регулируются отнюдь не нормами о поставках, а особой разновидностью купли-продажи — договором контрактации.

С практической точки зрения отождествление договоров международной купли-продажи и «национальной» поставки также чревато серьезными проблемами. Так, Конвенция ООН 1980 г. не относит срок договора международной купли-продажи к числу его существенных условий, считая действительным соглашение, в котором срок исполнения обязательства не определен. В то же время Венская конвенция не регулирует вопросов действительности самого договора или каких-либо из его положений (ст. 4 Конвенции), которые разрешаются применимым национальным правом. Если понимать договор международной купли-продажи как разновидность договора поставки (по ГК), то при отсутствии в нем указаний о сроке, его следовало бы признавать незаключенным. Это явно противоречит как соответствующим положениям Венской конвенции, так и практике их применения во всем мире.

Определяя место договора международной купли-продажи в системе различных видов купли-продажи, предусмотренных ГК, автор приходит к выводу, что данное обязательство нельзя понимать как простую разновидность договора купли-продажи, однопорядковую с другими его видами, регулируемыми ГК. Но в то же время международная купля-продажа охватывается общим родовым понятием договора купли-продажи и, в этом качестве, является его частным случаем. Как же примирить эти положения?

Автор полагает, что в рамках обычной одноуровневой, одномерной классификации видов купли-продажи сделать это невозможно. Одним из оснований выделения той или иной разновидности договорного типа является специфика его правового регулирования. Применительно к договорным отношениям с иностранным элементом эта специфика заключается в том, что они могут регулироваться с использованием коллизионного метода, а не напрямую, непосредственно нормами национального права. Обусловленное наличием иностранного элемента применение коллизионного метода оказывается более значимой особенностью юридического нормирования отношений по купле-продаже, чем отдельные характеристики предмета или субъектного состава договоров, которые ГК выделяет в качестве разновидностей купли-продажи. Поэтому в классификации отдельных видов договоров купли-продажи на первом этапе необходимо подразделить их на договоры внутреннего права («национальные») и международные (осложненные иностранным элементом). И лишь на следующем уровне можно классифицировать договоры внутреннего права в зависимости от субъектных, предметных и т. п. особенностей, как это и делает ГК.

Таким образом, договор международной купли-продажи является разновидностью купли-продажи вообще, однако его нельзя рассматривать в качестве однопорядкового с другими сделками, регулируемыми §§ 2−8 главы 30 ГК. Это — разновидность договорного типа более высокого уровня, основанная на другом классификационном критерии, нежели договоры поставки, контрактации, энергоснабжения и др.

Основными отличительными признаками обязательства из договора международной купли-продажи автор считает: возмездность, бесповоротную смену собственника имущества (или иного правообладателя) и обусловленную этим уплату покупной цены в виде денежной суммы.

Во втором параграфе главы автор проводит отграничение договора международной купли-продажи от ряда сходных институтов гражданского права: дарения, мены, аренды, лизинга, найма-продажи, подряда, а также рассматривает проблемы регулирования смешанных договоров (в которых присутствуют элементы купли-продажи).

Третий параграф посвящен вопросам заключения договора международной купли-продажи. Автор анализирует понятие оферты и акцепта по ГК и сравнивает их с соответствующими моделями, основанными на положениях Венской конвенции и ОУП СНГ. При этом автор обосновывает толкование ряда дискуссионных положений Конвенции 1980 г., в частности, определяющих понятие публичной оферты.

В главе 3 «Элементы договора международной купли-продажи» исследуются отдельные элементы договора: предмет, цена, срок, форма и содержание, т. е. права и обязанности сторон.

В первом параграфе главы рассматривается предмет договора международной купли-продажи.

Автор исследует вещи как наиболее распространённый, традиционный объект купли-продажи, на который ориентировано правовое регулирование этого института. В принципе товаром могут быть любые вещи: движимые и недвижимые, определённые родовыми либо индивидуальными признаками, потребляемые и непотребляемые, делимые и неделимые (в том числе сложные). Единственным исключением из перечня возможных товаров являются деньги (кроме иностранной валюты), поскольку они по определению выступают в качестве встречного предоставления за товар.

Сказанное в полной мере относится лишь к договорам международной купли-продажи, не регулируемым Конвенцией ООН 1980 г. По сравнению с нормами ГК ст. 2 Конвенции резко сужает предмет договора купли-продажи. Так, Конвенция не применяется к продаже товаров, которые приобретаются для личного, семейного или домашнего использования (п. а) ст.2). Однако далеко не всегда продавец может знать о целях приобретения товара покупателем. Как влияет такое незнание на квалификацию договора международной купли-продажи? По смыслу Конвенции, если продавец на момент заключения договора не знал и не должен был знать, что товары приобретаются для личного, семейного или домашнего использования, такой договор будет регулироваться Конвенцией. Таким образом, один субъективный критерий цели использования товара дополняется другим, также субъективным — осведомленностью продавца о такой цели. В случаях, когда стороны договора международной купли-продажи специально не оговорили цели использования имущества, продавец может полагаться на обычные цели использования того или иного товара. Так, продажа вещи, обычно используемой в хозяйственных целях (например, профессиональной видеокамеры), будет регулироваться Венской конвенцией. Напротив, покупка традиционного потребительского товара (дешевого фотоаппарата — «мыльницы») выходит за ее рамки. Следовательно, в случае неосведомленности продавца о целях приобретения товара, в расчет принимается объективный критерий обычной цели использования (обычного предназначения) имущества. Нормы Г К о договорах поставки в отличие от Конвенции не содержат столь детальных правил квалификации договора, ограничиваясь упоминанием одного критерия — хозяйственной цели использования товара. Путем распространительного логического толкования ст. 506 ГК автор предлагает способ восполнения этого пробела.

Для уяснения предмета договора международной купли-продажи принципиальную роль играет понятие товара как объекта сделки. Во многих правовых доктринах этот термин имеет различное содержание, которое, однако, редко получает формальное закрепление в праве. Венская конвенция 1980 г., оперирующая понятием товара, также не раскрывает его смысла. Автор предлагает восполнить этот пробел с помощью исторического и грамматического толкования норм Конвенции, в результате которого приходит к выводу о том, что товарами по смыслу Конвенции могут выступать лишь движимые «телесные» вещи.

Во втором параграфе главы 3 исследуется цена как условие договора международной купли-продажи. Значительное внимание автор уделяет вопросу о том, относится ли цена к числу существенных условий договора международной купли-продажи по Венской конвенции. Однозначного общепринятого ответа на него правовая доктрина пока не выработала. Дело в том, что Венская конвенция содержит две нормы, касающиеся условия о цене договора, которые традиционно считаются взаимоисключающими. Ст. 14 Конвенции считает офертой лишь такое предложение, в котором обозначен товар и прямо или косвенно устанавливаются количество и цена либо предусматривается порядок их определения. Таким образом, Конвенция рассматривает цену (определенную или определимую) в качестве обязательного элемента оферты и, следовательно, существенного условия договора. Однако, согласно ст. 55 Конвенции в тех случаях, когда договор был юридически действительным образом заключен, но в нем прямо или косвенно не устанавливается цена или не предусматривается порядка ее определения, считается, что стороны, при отсутствии какого-либо указания об ином, подразумевали ссылку на цену, которая в момент заключения договора обычно взималась за такие товары, продававшиеся при сравнимых обстоятельствах в соответствующей области торговли. Из этой статьи очевидно следует, что договор международной купли-продажи может быть юридически действительным и при отсутствии в нем условия о цене.

Автор предлагает разрешать указанное противоречие на основе учета содержания ст. 55 Конвенции и ее соотношения с другими нормами. Сфера действия ст. 55 Конвенции не тождественна гипотезе ст. 14, ведь ст. 55 применяется лишь в тех случаях, когда договор уже был юридически действительным образом заключен. А в силу прямого указания п. а) ст. 4 Конвенция не касается вопросов действительности самого договора или каких-либо из его положений, которые должны решаться с помощью применимого национального права. Кроме того, с точки зрения систематического толкования, ст. 55 Конвенции носит специальный характер по отношению к положениям ст. 14. Статья 55 является исключением из общего правила ст. 14, причем это исключение имеет значение только для правовых систем, позволяющих заключать договор купли-продажи без указания цены. Таким образом, продавец, коммерческое предприятие которого находится на территории России, может заключить договор международной купли-продажи, не согласовывая в нем цену товара. Поскольку такой договор признается действительным по российскому праву, его цена будет определяться с помощью ст. 55 Конвенции как обычная цена, уплачиваемая за аналогичные товары при сопоставимых обстоятельствах. В этом случае ст. 55 Конвенции, как lex specialis, парализует обязательность требования ст. 14 об указании цены в оферте. С другой стороны, если коммерческое предприятие продавца находится в стране, где цена признается существенным условием договора купли-продажи (например, во Франции), ст. 55 Конвенции применяться не будет, а содержание оферты регулируется ст. 14 без каких-либо изъятий.

На основе сказанного автор делает вывод о том, что «противоречие» между статьями 14 и 55 Венской конвенции носит сугубо внешний характер и является, скорее, следствием неудачного толкования, нежели содержательным дефектом Конвенции.

В третьем параграфе главы автор рассматривает условие о сроке договора международной купли-продажи, который, по общему правилу, не является его существенным условием. Существенное значение придается сроку поставки в хозяйственных договорах между организациями государств — участников СНГ (ст. 17 ОУП СНГ). Однако в тех случаях, когда Венская конвенция обладает приоритетом перед ОУП СНГ, срок будет выступать в качестве обычного условия договора.

Четвертый параграф главы 3 посвящен исследованию вопросов формы договора международной купли-продажи. При этом автор отстаивает положение о том, что форма внешнеэкономической сделки относится не к личному статуту субъекта (который определяется личным, т. е. национальным законом), а к обязательственному статуту сделки (который регулируется применимым материальным правом, выбираемым с помощью коллизионной нормы).

Наряду с этим в параграфе рассматривается понятие собственно письменной формы документа. Приводятся аргументы в пользу того, что письменная форма документа по смыслу ст. 13 Венской конвенции и ст. 16 ОУП СНГ должна включать в себя и сообщения электронной почты.

В пятом параграфе автор проводит сравнительный анализ норм ГК и Венской конвенции, регулирующих обязанности продавца по договору. Основная из них — обязанность по передаче товара покупателю — включает в себя целый ряд условий (требований) и предполагает передачу товара:

  • путём вручения товара или предоставления его в распоряжение покупателя;
  • вместе с принадлежностями и документами, относящимися к товару;
  • в определённом количестве;
  • в согласованном ассортименте;
  • соответствующей комплектности и в комплекте, если таковой предусмотрен;
  • установленного качества;
  • свободным от прав третьих лиц;
  • в таре и упаковке.

Диссертант осуществляет грамматическое, логическое и систематическое толкование дискуссионных положений Венской конвенции и ГК с учетом практики их применения и обосновывает ряд предложений de lege ferenda.

Аналогичным образом в шестом параграфе исследуются обязанности покупателя по договору принять товар и оплатить его, а также известить продавца о ненадлежащем исполнении договора.

Примечания:

[1] К числу последних можно отнести, например, известное правило: legis specialis derogat legi generali (специальный закон частично отменяет общий). Оно позволяет разрешать противоречия между сходными нормами, претендующими на регулирование одних и тех же отношений, но различающимися по уровню абстрактности (специализированности).

[2] Международное частное право. Под ред. Г. К. Дмитриевой. М., 2000. С. 72.

[3] Мусин В. А. Международные торговые контракты. Л., 1986. С. 15.