Обзор статей по гражданскому праву в журнале "Правоведение" в 2000 году

Общие вопросы гражданского права, Новости 2001

Журнал «Правоведение» — один из наиболее известных и уважаемых юридических журналов, на его страницах часто появляются работы ведущих правоведов России, поэтому наш интерес к нему понятен. Журнал тяготеет к публично-правовым отраслям, статьи, посвящённые проблемам гражданского права, не занимают в нём ведущего места. Нельзя не отметить, что в 2000 г. наряду с работами, выполненными на высоком научном уровне, в журнале появилось и немало поверхностных статей.

Ниже отрецензированы наиболее значимые из статей по гражданскому праву. Своими замечаниями их снабдил Г. Васильев.

Ровный В. В. Принцип взаимного сотрудничества при исполнении обязательств в отечественном гражданском праве // Правоведение. 2000. № 1. С. 84 — 92.

Доктор юридических наук В. В. Ровный исследует один из принципов исполнения обязательств — принцип взаимного сотрудничества. Автор отмечает, что в советское время он был провозглашён универсальным принципом исполнения обязательств потому, что в нём во многом выражалась сущность плановой экономики. Суть этого принципа сводилась к обязанности кредитора совершить такие не предусмотренные законом или договором действия, которые необходимы для надлежащего исполнения должником своих обязанностей (с. 86). Государство настаивало на этом принципе, ибо, если должник без такого содействия не исполнит своего обязательства, пострадают не только интересы сторон, но и государственный план (с. 87). В новом ГК этот принцип, хотя и не закреплён формально, тем не менее сохранился. Он растворён в более общих началах гражданского законодательства (добросовестности, разумности и справедливости, недопустимости злоупотребления правом, заботливости и осмотрительности) и может быть назван общегражданским принципом, характерным и для рыночного оборота (с. 89).

Однако в предпринимательских отношениях, основанных на риске, взаимопомощь превращается в товар (с. 90), принцип взаимного сотрудничества вступает в конфликт с рыночным сепаратизмом, поэтому взаимное сотрудничество не может быть принципом предпринимательского оборота, что не исключает возможности его законодательного закрепления для отдельных конкретных случаев (с. 91).

Комментарий Г. Васильева

Представляется, что различное действие данного принципа в общегражданских и предпринимательских отношениях обосновано автором недостаточно убедительно. Те принципы, в которых автор «растворил» принцип взаимного сотрудничества, действуют и в предпринимательских отношениях. Участники оборота действуют в своих собственных интересах (ст. 1 ГК), «сепаратизм», а также деятельность на свой риск также характерны не только для предпринимательских отношений, взаимопомощь может быть товаром и в отношениях обычных граждан, а потому, как мне кажется, принцип взаимного сотрудничества не может рассматриваться в качестве самостоятельного принципа исполнения обязательств в современных условиях.

Вишневский А. А. Правовой режим церковной собственности по каноническому праву Римско-католической церкви // Правоведение. 2000. № 1. С. 92 — 100.

Автор статьи, кандидат юридических наук, доцент Российского университета дружбы народов, в своей статье освещает положения книги пятой Кодекса канонического права 1982 г., посвящённой вопросам церковной собственности. Автор отмечает, что целью правового регулирования является создание нравственных оснований управления церковным имуществом (с. 100). При этом церковь признаёт светское право государства постольку, поскольку оно не узурпирует естественное право церкви на владение имуществом (с. 99).

Комментарий Г. Васильева

Статья представляет собой скорее пересказ, чем анализ, положений Кодекса и воспроизводить здесь остальные её положения представляется нецелесообразным. Она может быть интересна в качестве справочного материала всем, кто интересуется правом собственности или вопросами церковного права.

Герреро, Берта Алисия. Правовое регулирование фондовой биржи, функционирующей в Панаме // Правоведение. 2000. № 1. С. 101 — 103.

Автор статьи — аспирантка Российского университета дружбы народов. В статье она предприняла попытку дать общее представление о Панамской фондовой бирже: её истории, организационным вопросам её деятельности, понятию ценной бумаги по панамскому праву, порядку торгов этими бумагами. Собственно правовому положению биржи в статье отведено лишь несколько абзацев, из которых мы можем узнать, что биржа учреждена в форме ЗАО с шестью акционерами, владеющими 2,5 (?) % акций.

Комментарий Г. Васильева

Как видно, название статьи не соответствует её содержанию. Маленький объём и большой круг освещаемых проблем привели к тому, что ни одна из них не может считаться изложенной удовлетворительно. Отсутствуют ссылки на нормативные акты, регулирующие тот или иной вопрос, поэтому вряд ли этот материал может быть как-то использован.

Власова А.В. К дискуссии о вещных и обязательственных правах // Правоведение. 2000. № 2. С. 146 — 151.

Кандидат юридических наук, член Ярославской областной коллегии адвокатов А. В. Власова высказала свою точку зрения на старую проблему деления гражданских прав на вещные и обязательственные. Автор выставляет в защиту этого деления старые аргументы: вещные права удовлетворяются действиями самого управомоченного, а обязательственные — действиями другого лица, для вещных прав характерно право следования, право преимущества, право старшинства (с. 147). Автор высказывается против существования так называемых смешанных прав, сочетающих вещные и обязательственные элементы (аренда, доверительное управление), считая, что в этом случае следует отличать обязательственное отношение, регулирующее передачу и возврат вещи, от вещного отношения, связанного с пользованием этой вещью (с. 148). Залог, по ее мнению, имеет характер ограниченного вещного права, так как его содержанием является право распорядиться чужим имуществом при определённых условиях (с. 149). Автор считает, что нельзя говорить о праве собственности на права (там же), отмечая, что в случае установления права собственности на ценные бумаги речь идёт о праве собственности на документ, а не на право из бумаги (с. 150). Реальный договор дарения не порождает обязательственных отношений, а имеет только вещный эффект (там же).

Комментарий Г. Васильева

Против этих старых аргументов в пользу деления прав на вещные и обязательственные могут быть приведены и старые возражения. Эти возражения автор даже не попыталась опровергнуть. Выводы же об отсутствии оснований для выделения категории смешанных прав следует признать правильными, хотя они и заслуживают более глубокого теоретического обоснования.

Белов В. А. Предмет договора сингулярной сукцессии (уступки требования) // Правоведение. 2000. № 2. С. 151 — 162.

Кандидат юридических наук, доцент МГУ излагает в статье свою позицию по вопросу о том, какие права могут быть уступлены по договору об уступке права требования. Отмечая, что как до революции, так и в советский период допускалась цессия любых прав, если иное не установлено законом или не вытекает из существа этих прав (с. 152, 155), автор указывает, что в современных условиях допустимость цессии любых прав вытекает из общего дозволения совершать любые не противоречащие закону сделки. Автор приводит случаи, когда цессия прав не допускается, приводя ссылки на соответствующие статьи закона (с. 156 — 160). Автор пытается наметить основания классификации таких случаев, указывая на то, что ограничения могут быть связаны с правоспособностью участников, оборотоспособностью прав требования, возможностью наделения правами только определённых лиц, временем совершения сделки (с. 160). В заключение автор делает вывод о допустимости цессии в двусторонне обязывающих договорах, отмечая необходимость различать сторону договора и участника обязательства: если обычно по двум различным обязательствам, возникающим из такого договора, должник и кредитор совпадают в одном лице, то после такой уступки они представлены разными лицами (с. 162).

Комментарий Г. Васильева

Статья полезна прежде всего перечнем прав, уступка которых не допускается. Этот перечень достаточно велик. Однако нельзя не отметить, что им указаны не все возможные критерии классификации: сам автор отмечает существование прав, уступка которых допускается только по соглашению сторон (с. 160). Поэтому следует дополнить приведенную автором классификацию дополнительной классификационной группой. Кроме того, предложив возможные критерии классификации, автор не указал, в какие группы следует поместить те или иные права, а также какие последствие это влечёт, между тем, без таких выводов попытка классификации выглядит бессмысленной. Соглашаясь с допустимостью уступки прав в двусторонне обязывающих договорах, необходимо, однако, отметить, что многие авторы, а также арбитражная практика оспаривают само наличие в таких договорах двух обязательств. Автор высказывает свой взгляд, не приводя в защиту этого пункта своей позиции никаких аргументов, что делает её очень уязвимой.

Грачёв В. В. Является ли переводной вексель офертой векселедателя? // Правоведение. 2000. № 2. С. 162 — 164.

Автор статьи — соискатель Ярославского государственного университета — в своей статье критикует предложенную В. А. Беловым концепцию, согласно которой переводной вексель является офертой векселедателя плательщику заключить договор об уплате последним денежной суммы векселедержателю. При таком подходе акцепт векселя является акцептом этой оферты. Среди приведённых автором недостатков этой теории можно отметить следующие: частичный акцепт не является новой офертой, как следовало бы считать по теории В. А. Белова, а именно частичным акцептом (с. 163). Вексель связывает векселедателя с момента выдачи векселя, а не с момента получения его плательщиком (т.е. не с момента получения «оферты» — там же); договор, о котором говорит В. А. Белов, должен был бы считаться заключённым в момент получения векселя векселедателем (т.е. в момент получения акцепта оферентом), между тем получить платёж по векселю можно и сразу (там же); простой вексель, по признанию самого В. А. Белова, является разновидностью переводного: в нём совпадают векселедатель и плательщик, при применении критикуемой теории окажется, что простой вексель окажется офертой векселедателя самому себе (с. 164).

Комментарий Г. Васильева

Мне кажется, что приведённые замечания с достаточной убедительностью свидетельствуют о неприемлемости предложенной В. А. Беловым конструкции переводного векселя.

Бычкова Е. Н. Договоры акционерного общества с его исполнительным органом и ответственность за их нарушение // Правоведение. 2000. № 2. С. 164 — 171.

Аспирантка СПбГУ Е. Н. Бычкова в своей статье анализирует различные взгляды на вопрос о правовой природе договора между акционерным обществом и его исполнительным органом. Если таким органом является коммерческая организация или предприниматель — это гражданско-правовые отношения, а тип договора АО должно выбрать самостоятельно (с. 165). О природе такого договора с руководителем — физическим лицом в литературе были высказаны различные точки зрения. Трактовка такого договора как трудового контракта с точки зрения автора неприменима по практическим соображениям: она не даёт возможности акционерам расторгнуть такой договор в случае необходимости, ведь положения КЗоТ не могут быть применены в таких случаях (с. 166). Автор считает, что в настоящее время такой договор может носить смешанный характер, сочетая в себе элементы трудового и гражданско-правовых договоров (с. 168), или строиться по модели гражданско-правового договора (сочетающего элементы доверительного управления имуществом и агентского договора по типу поручения или возмездного оказания услуг — с. 169).

Именно природа рассматриваемого договора предопределяет решение вопроса о пределах ответственности органа перед обществом. Автор считает, что интересам общества более соответствует гражданско-правовой договор (там же). Предусмотренная трудовым законодательством компенсация ущерба в пределах среднего заработка не соответствует интересам общества, только в том случае, если ответственность будет строиться по гражданско-правовой модели, а деятельность — осуществляться руководителем на свой риск (т.е. будет являться предпринимательской), управление обществом станет эффективным (с. 170).

Комментарий Г. Васильева

Автор наметила верные подходы к разрешению поставленной проблемы. Однако уже принят новый Трудовой кодекс, что заставит нас вновь задуматься над ней уже на новом законодательном материале. Кроме того, и в рамках нынешнего законодательства позиция автора нуждается в более глубоком теоретическом обосновании — ведь основным аргументом автора являются потребности практики. Заслуживают более глубокого анализа и последствия использования того или иного договорного типа в отношениях с исполнительным органом — коммерческой организацией или предпринимателем — с тем, чтобы участники таких отношений точнее представляли бы себе последствия принятых решений.

Пилецкий А. Е. Проблемы правового статуса субъектов предпринимательской деятельности // Правоведение. 2000. № 2. С. 172 — 180.

Автор статьи — кандидат юридический наук, доцент Самарской государственной экономической академии. В своей статье он подверг критике подход ГК к определению субъектов предпринимательской деятельности: отказ от использования термина «предприятие» автор считает нарушением традиций (с. 174). Термин «коммерческие организации», использованный в ГК, по его мнению, слишком громоздок и неточен — правильнее было бы говорить о предпринимательских организациях (с. 177). Противоречивым представляется автору и подход ГК к регулированию соответствующих отношений: необходимо было либо не включать в ГК нормы о субъектах предпринимательской деятельности, отослав к специальному закону, либо урегулировать этот вопрос подробнее, избегая многочисленных отсылок к специальным законам (там же).

Здесь и далее комментарии Г. Васильева

Данное замечание справедливо, однако идею автора вообще не включать нормы о субъектах предпринимательской деятельности в ГК нельзя признать правильной. Это идёт в разрез с тенденцией к укреплению единства российского частного права, поэтому более взвешенной представляется идея урегулировать этот вопрос в ГК полнее, что позволит избежать отсылочных норм.

Хотя в фермерском хозяйстве предпринимателем является только глава хозяйства, а само хозяйство субъектом права не является, в некоторых статьях ГК говорится о собственности хозяйства, предоставленной ему земле, фактически именно хозяйство в целом несёт ответственность по обязательствам, поэтому следовало бы считать фермерское хозяйство предприятием (т.е. субъектом права) — с. 176.

Проблема регулирования отношений в фермерском хозяйстве — не новая для отечественной цивилистики. Возможно, подход ГК действительно требует корректировки, это покажет время, однако хотелось бы пожелать, чтобы аргументы против него носили не редакционный, а сущностный характер.

Автор считает противоречивым указание на то, что средства индивидуализации и права требования включаются в состав предприятия (ст. 132 ГК), так как и то, и другое может принадлежать только субъектам права (с. 180).

Здесь допущена неточность в толковании закона: включение права в состав имущественного комплекса вовсе не означает наделение комплекса правом.

Автор считает, что регулирование предпринимательских отношений Гражданским кодексом не учитывает их специфики (с. 174) и выступает за создание Хозяйственного кодекса (с. 179).

Аргументы сторонников и противников такого кодекса известны уже давно, поэтому обсуждать их ещё раз необходимости нет. В настоящее время следует разрабатывать предложения по совершенствованию ныне существующего кодекса, а не в очередной раз перерабатывать саму концепцию частного права.

Хаскельберг Б. Л. Об основании и моменте перехода права собственности на движимые вещи по договору // Правоведение. 2000. № 3. С. 121 — 132.

Заслуженный юрист РФ, доктор юридических наук, профессор Томского государственного университета Б. Л. Хаскельберг посвятил свою статью анализу положений нового ГК, касающихся оснований и порядка перехода права собственности на движимые вещи. Автор указывает, что право собственности на вещи, определяемые родовыми признаками, может перейти не ранее момента их передачи, когда происходит их индивидуализация (с. 124 — 125). Право собственности на индивидуально-определённые вещи, в частности на выделенные для данного договора вещи, определяемые родовыми признаками, переходит в момент их передачи, если иное не предусмотрено законом (там же). Значение передачи заключается в том, что она является и способом исполнения, и моментом перехода права (с. 127).

Традиция (передача) рассматривается автором как двусторонняя сделка, т. е. договор, для действительности которого требуется согласованное волеизъявление сторон (с. 126 — 127). Автор считает, что не во всех случаях момент исполнения продавцом обязанности передать товар (ст. 458 ГК) и момент передачи вещи совпадают. Право собственности переходит в момент передачи, правило о том, что риск случайной гибели переходит ранее права собственности (ст. 459 ГК) призван стимулировать покупателя своевременно забрать предоставленные в его распоряжение вещи (с. 129). В отношении продажи товаров, находящихся в пути, автор различает случаи, когда они отчуждены с обязательствами доставки в определённый пункт (право собственности переходит в момент доставки покупателю) и без таких обязательств (право собственности переходит в момент заключения соглашения) (с. 130). Единственным юридическим фактом, выступающим основанием перехода права собственности, является договор, передача вещи является его исполнением и потому не может вместе с ним служить основанием перехода права собственности (с. 132).

Комментарий Г. Васильева

Статья хорошо аргументирована, она невелика по объёму, но последовательно освещает узловые моменты проблемы перехода права собственности на движимые вещи по договору. Вместе с тем, ряд положений, в частности, о правовой природе передачи вещи, требует дальнейшего анализа, который может поколебать позицию автора.

Крашенинников Е. А. Интерес и субъективное гражданское право // Правоведение. 2000. № 3. С. 133 — 140.

Автор статьи — кандидат юридических наук, доцент Ярославского государственного университета. Свою работу он посвятил анализу соотношения законного интереса и субъективного гражданского права. Носитель субъективного права имеет право на совершение собственных действий и право требования к другим лицам, эти элементы субъективного права автор называет правомочиями.

Отсюда следует, что в абсолютном праве собственности права владения, пользования и распоряжения не исчерпывают содержания субъективного права (в него также входит правомочие требовать от третьих лиц воздержания от посягательств на это право), и являются не правомочиями, а субправомочиями, так как все вместе входят в состав правомочия на собственные действия (с. 135).

В обязательственном правоотношении (займа) субъективное право состоит из правомочия требования возврата суммы займа и правомочия на собственные действия — на принятие возвращаемой суммы (там же). Правомочие требования есть право на чужие действия, а потому его содержанием являются действия обязанного лица, предъявление требования кредитором есть осуществление его правомочия на собственные действия, которые в данном случае заключаются в возможности предъявить требование должнику (с. 138).

Интерес не может входить в содержание субъективного права, так как в таком случае закон, предоставляя право, наделял бы лицо и интересом. Между тем, интерес имеется у лица и помимо права, утрата интереса при таком подходе влекла бы за собой утрату права, однако это не так: отказавшийся от вещи собственник продолжает оставаться собственником до тех пор, пока право собственности не будет приобретено другим лицом (с. 139). Субъективное право есть средство удовлетворения интереса (с. 140).

Комментарий Г. Васильева

Выводы автора логично вытекают из отправных положений его работы. К сожалению, он не раскрыл своих взглядов на другие проблемы теории правоотношения, хотя, как мне кажется, обсуждение проблем субъективного права предполагает уяснение его места в структуре правоотношения.

Петрищев М. В. История правоотношений финансовой аренды (лизинга) // Правоведение. 2000. № 3. С. 145 — 152.

В статье аспиранта Тверского государственного университета сделана попытка проследить историю возникновения и развития лизинговых отношений. Зародыш их автор видит в существовавших в Междуречье арендных отношениях (около 2000 лет до н.э.), а также в существовавших в античный и средневековый период арендных отношениях по поводу земли, кораблей и иного имущества. Автор указывает на принятые во второй половине XX в. в разных странах нормативные акты, регламентирующие лизинговые сделки, а также кратко раскрывает содержание нормативной базы лизинга в России.

Комментарий Г. Васильева

Статья представляется довольно поверхностной. Автор не указал, в чём заключаются существенные элементы лизинга, позволяющие выделить его из арендных отношений, не раскрыл, когда эти элементы зародились или сформировались окончательно. Без такого указания начало его статьи выглядит как попытка проследить историю арендных отношений в целом, а не их конкретной разновидности — лизинга, а окончание оставляет без ответа вопрос, почему же потребовалась специальная регламентация лизинговых отношений. Законодательному регулированию лизинга в России автор почти не уделил внимания.

Вошатко А.В. К вопросу об уступке виндикационного притязания // Правоведение. 2000. № 3. С. 141 — 145.

Студент Ярославского государственного университета рассматривает в своей статье вопрос о возможности уступки виндикационного притязания. Как известно, в нашем законодательстве отсутствуют нормы, предусматривающие такую возможность. Автор же считает, что виндикационное притязание есть обязательственное требование, так как носит имущественный характер, существует в рамках относительного правоотношения и обязывает должника к совершению определённого имущественного действия. Поэтому уступка данного притязания должна производиться по правилам цессии (с. 142). Автор считает, что в случае подобной уступки право собственности на вещь перейдёт только в момент ее получения цессионарием, а не в момент уступки, как считал Ю. К. Толстой. Применяя нормы главы 24 ГК к виндикации, автор приходит к следующим выводам: 1) собственник уже не вправе ни сам виндицировать вещь, ни передать это право ещё кому-либо (с. 144); 2) передача действительна только в отношении данного незаконного владельца, поэтому если вещь перейдёт во владение иного лица, виндикацию необходимо производить заново, если вещь перейдёт к цеденту — её можно получить с помощью иска об отобрании индивидуально-определённой вещи (там же); 3) цедент несёт ответственность за действительность притязания (с. 145).

Комментарий Г. Васильева

Автор недостаточно убедительно обосновал саму необходимость такого института, как уступка виндикационного притязания. Он пишет, что уступка может применяться в случае продажи вещи, находящейся в незаконном владении другого лица, и использоваться наряду с соглашением о смене собственника без передачи вещи (с. 142). Однако если в законодательстве отсутствуют нормы, предусматривающие такую возможность, а потребности практики удовлетворяются существующими конструкциями, зачем конструировать цессию виндикационного притязания? Кроме того, недостаточно аргументирована трактовка виндикационного притязания в качестве обязательственного требования. Вопрос о природе обязательства — один из самых сложных в цивилистике, выставленные автором критерии отнесения притязания к обязательствам не вытекают из закона (ст. 306 ГК), а теоретического обоснования их автор не привёл. В итоге все последующие выводы «повисли в воздухе».

Ровный В. В. Эвикция: проблемы конкуренции исков права собственности // Правоведение. 2000. № 5. С. 127 — 140.

Статья доктора юридических наук посвящена проблеме соотношения виндикационного иска и требования о реституции как наиболее важного практического последствия недействительности сделки (с. 127).

Автор считает, что невозможность виндикации сама по себе не свидетельствует о возникновении права собственности у добросовестного приобретателя (с. 136), так как ст. 302 посвящена защите права собственности, а не его возникновению.

Ничтожные сделки не порождают правовых последствий и не приводят к смене собственника (с. 136). Это даёт возможность собственнику воспользоваться и виндикацией, и реституцией для защиты своих прав (с. 137, 139), однако о конкуренции исков правомерно говорить лишь тогда, когда собственник может получить вещь по любому из них, а это возможно только в пределах срока исковой давности по виндикационному иску (по его истечении собственнику нет смысла прибегать к нему из-за большой вероятности отказа; с. 137). Право собственности у добросовестного приобретателя возникает с момента истечения приобретательной давности, которую следует исчислять с момента истечения общего срока исковой давности (если собственник виндикационного иска не заявлял) или с момента отказа в удовлетворении требования о виндикации (там же). Если срок, установленный для приобретения вещи по давности, длиннее, чем исковая давность (в случае приобретения недвижимости) [речь идёт об исковой давности по требованиям о применении последствий ничтожной сделки — В.Г.] истечение исковой давности влечёт фактическую невозможность эвикции. Если же приобретательная давность истекает ранее исковой, то вещь может быть истребована, несмотря на возникновение права собственности (там же).

Недобросовестный приобретатель вообще не может получить собственность по давности владения. Если гражданско-правовые средства защиты оказываются недоступны (например, ввиду пропуска исковой давности), прежний собственник может воспользоваться ст. 86 УПК — возврат собственнику вещей, являющихся вещественными доказательствами, — если сможет получить для своей вещи такой статус (с. 139).

При оспоримых сделках до признания их недействительными они порождают правовые последствия, следовательно, у приобретателя вещи возникает право собственности (с. 133, 135), что исключает для прежнего собственника возможность заявлять виндикационное требование. Поскольку сделка нарушает его интересы, он может требовать признания её недействительной и применения реституции (с. 140).

Комментарий Г. Васильева

Статья выглядит логичной и последовательной, а позиция автора — достаточно аргументированной. Однако о самой конкуренции исков, целесообразности её устранения, предпочтительности того или иного способа защиты автор не сказал ни слова, что выглядит странным.

Лебедев К. К. Юридическая природа дефолта и реструктуризации долгов // Правоведение. 2000. № 5. С. 141 — 153.

В статье кандидата юридических наук, доцента юридического факультета Санкт-Петербургского университета дан юридический анализ документов, составляющих правовую основу дефолта РФ 17 августа 1998 г. В частности, в статье обоснован вывод о том, что к отношениям по выпуску и размещению ГКО и ОФЗ нормы ГК о займе применяются в части, не противоречащей Федеральному закону от 29 июля 1998 г. N 136-ФЗ «Об особенностях эмиссии и обращения государственных и муниципальных ценных бумаг» (с. 147). Действия Правительства Р Ф, по мнению автора, неправильно называть дефолтом, так как имел место не отказ от исполнения своих обязательств, а их одностороннее изменение (с. 149): ведь держателям выдавались новые государственные ценные бумаги. Поскольку одностороннее изменение условий обязательства не допускается, имеются все основания для привлечения РФ к ответственности, поэтому правильной является арбитражная практика, удовлетворявшая иски держателей таких бумаг к государству (с. 152).

Комментарий Г. Васильева

Выводы автора следует признать правильными, однако статья, на мой взгляд, слишком пространна, а, кроме того, не содержит анализа практики судов общей юрисдикции, занявших, как известно, более либеральную позицию по отношению к государству.

Хондиус Эваунт. Свобода контракта и конституционное право в Нидерландах // Правоведение. 2000. № 6. С. 78 — 97.

Статья представляет собой перевод работы доктора права, профессора университета Утрехта, председателя Ассоциации сравнительного права Нидерландов, посвящённой развитию принципа свободы договора в Нидерландах. Автор отмечает, что в Нидерландах этот принцип всё более вытесняется принципом защиты экономически слабой стороны договора. В Конституции Нидерландов свобода договоров не упомянута, что не позволяет считать её одним из основных прав человека (с. 80). Она может считаться только неописанным конституционным правом (с. 81). Свобода договора не была закреплена в Г К Нидерландов до введения в действие нового Кодекса в 1992 г. (с. 83, 86, 97), в кодексе же она сильно ограничена специальными нормами, направленными на защиту слабой стороны (с. 84).

Комментарий Г. Васильева

Статья интересна тем, кого волнуют вопросы обязательственного права и сравнительного правоведения, полезна она также и для оценки общих тенденций развития зарубежного частного права. Статья содержательна, автор активно использует примеры нидерландской судебной практики в подтверждение своих суждений, а также пытается сохранять объективность, указывая на уязвимые места своей позиции. Одним из них, на мой взгляд, является недооценка закрепления принципа свободы договора в новом Гражданском Кодексе Нидерландов — если до этого данный принцип был лишь неписанным правилом, то теперь он получил законодательное признание. Это говорит об усилении, а не об ослаблении его позиций.

Дроздов И. А. Понятие «обслуживающей» долевой собственности // Правоведение. 2000. № 6. С. 125 — 139.

Автор статьи — аспирант кафедры гражданского права юридического факультета Санкт-Петербургского университета. В своей статье он вводит понятие «обслуживающей» долевой собственности, отмечая, что она является её специальной разновидностью, необходимость выделения которой вызвана особенностями объекта, а именно: общим имуществом в многоквартирном доме, кондоминиуме и коммунальной квартире (с. 127, 128, 130). «Обслуживающая» собственность является принадлежностью «обслуживаемой» и следует её судьбе (с. 127), такой собственностью нельзя свободно распоряжаться — в этом главные особенности данного вида общей собственности. К этим особенностям также относятся: отсутствие необходимости получать согласие других сособственников на отчуждение доли, право пользоваться не частью имущества, пропорциональной доле, а всем имуществом полностью, невозможность выдела доли в натуре (с. 133, 134). В статье обоснован вывод о том, что рассматриваемые особенности, будучи закрепленными в законе «О товариществах собственников жилья», тем не менее являются общими для всех видов «обслуживающей» собственности (с. 132) и о том, что нормы данного закона следует рассматривать как специальные по отношению к ГК (с. 134). Автор иллюстрирует на примерах порядок исчисления долей в такой собственности (с. 136) и указывает на то, что предусмотренный законом порядок изменения долей в общей собственности в кондоминиуме простым большинством голосов может обернуться недопустимым ограничением прав собственника (с. 137). Доля в праве на общее имущество сама может находиться в долевой собственности (там же), лица, владеющие «обслуживаемым имуществом» не на праве собственности, а на ином праве, получают такие же права и на «обслуживаемое» имущество, следовательно, бремя расходы по содержанию имущества должно распределяться аналогично (с. 139).

Комментарий Г. Васильева

Статья очень содержательна и логична, написана понятным языком и в доступной форме разъясняет сложные проблемы, возникающие в отношении «обслуживающего» имущества. Многие выводы автора могут быть с успехом использованы на практике.

Любимов Ю. С. Квазисубъектные образования в гражданском праве // Правоведение. 2000. № 6. С. 98 — 124.

Автор статьи — аспирант кафедры гражданского права юридического факультета Санкт-Петербургского университета. Его статья посвящена проблемам теории юридического лица. Автор отмечает, что ещё в начале нашего века такого понятия не существовало — речь шла о свойстве объединения физических лиц быть «юридической личностью», — и присоединяется к взглядам тех учёных, которые считают, что юридическое лицо — не самостоятельный субъект права, равноправный с лицом физическим, а признанное правопорядком свойство организованной группы физических лиц быть субъектом права (с. 99). Эти свойства были признаны за союзом ещё в римском праве, за этот период выработался обширный круг таких организаций, который характеризуется различным уровнем сплочённости членов союза (с. 109). В современных российских юридических лицах процесс нарастания такой сплочённости от простого товарищества до акционерного общества происходит по нескольким направлениям: падает значение личного участия (там же), следствием чего является упрощение порядка смены участников (с. 110), нарастает значение профессионального управления (там же), возрастает значение организационного элемента (с. 111), меняется имущественный строй (от общей собственности в простом товариществе до предъявительских акций в акционерном обществе). Из этого автор делает вывод о том, что понятие юридического лица объединяет самые различные объединения людей, являясь союзным свойством, а не субъектом права, различия между ними обусловлены возрастанием корпоративного элемента и довольно условны (с. 113). Юридические лица — лишь часть реально существующих объединений, от государственной власти зависит, какие из них признать субъектами права (с. 115), непризнанные общности следует именовать квазисубъектными образованиями (там же). Автор указывает на ряд известных российскому законодательству примеров таких образований: незарегистрированные общественные объединения и первичные профсоюзные организации (с. 117), избирательный блок (с. 118), семья (с. 119), объединения юридических лиц, направленные на ограничение конкуренции (с. 120), финансово-промышленные группы (с. 122). В заключение автор отмечает, что с ростом глобализации всё большее развитие такие образования получат в сфере международной деятельности.

Комментарий Г. Васильева

Безусловной заслугой автора является постановка вопроса о квазисубъектных образованиях в отечественной науке. Действительно, юридическое лицо — не единственная форма объединения человеческих интересов и право должно найти адекватные формы для их удовлетворения. Данная статья — первый, возможно, шаг на этом пути, автор указал на важнейшие из уже признанных законодательством форм такого объединения, что позволяет вести дальнейшую научную разработку этого вопроса. Вместе с тем, можно пожалеть о том, что рассмотрение таких образований автор не завершил заключением. Поскольку данная статья — только начало разработки данной проблемы, за её рамками остался большой круг вопросов, подлежащих изучению: выявление ещё не признанных правом квазисубъектных образований, установление их общих черт, поиск для них адекватной формы выражения общих интересов и т. п.